Ларкин знал, что дальше вмешиваться не стоит. Это было дело деревни, а он вскоре собирался двигаться дальше, но мужчина странным образом чувствовал себя ответственным. В конце концов, он тоже служил королю Андроису и другим королям до этого, тем самым помогая им получить власть. Поэтому он не смог сдержаться, когда Корван снова занял место рядом с ним.

– Я могу помочь вам избавиться от погибших.

Корван улыбнулся.

– Спасибо за предложение, но у нас нет денег, чтобы вам заплатить.

– Мне не нужны деньги. Только место, где можно переночевать.

Изумленный, Корван посмотрел на Ларкина так, словно никогда не встречал щедрого наемника.

– Это можно устроить. В моей хижине найдется свободная кровать. Когда пойдем?

Ларкин посмотрел на свой суп. Аппетит у него пропал, и он задумался о том, что Фрейя, возможно, была права. Может быть, ее отец и в самом деле не был Богом или, по крайней мере, милостивым правителем, если допускал, чтобы его люди совершали такие жестокие поступки.

Ларкин ненавидел сладковатый запах горелого человеческого мяса и хотел, чтобы сейчас рядом с ним был Готар. Этот Хранитель наверняка предложил бы ему одну из травяных мазей собственного изготовления, которые так хорошо устраняли эту жуткую вонь. Три костра пылали огнем. Они посылали свой дым в небо и заставляли таять снег в радиусе нескольких футов. Вся деревня собралась на рассвете, чтобы отдать последнюю дань погибшим. Ларкин стоял в стороне от скорбящих и наблюдал за происходящим издалека. Он ничего не говорил и не проливал слез. Но он не хотел исчезать, не сказав ничего на прощание. Один за другим жители бросали в пламя что-то в память об умерших. Вдова Морин держала на руках свою маленькую дочь. Та была еще совсем мала, чтобы понимать, что в действительности происходит. О чем только думали гвардейцы, лишая эту девочку отца из-за жалкой горстки монет? Более того, трое убитых гвардейцами крестьян были не единственными, кого оплакивала деревня. Возле трех костров возвышался четвертый. Обугленный и выгоревший, он, судя по следам, был не старше нескольких дней, максимум – двух недель.

Ларкин услышал шаги, чавкающие в слякотной грязи.

– На этом костре мы сожгли моего брата, – пробормотал Корван, остановившись рядом с Хранителем. Взгляд его глаз был застывшим, а нос покраснел. Плаща на нем не было, только одеяло, в которое Корван старался завернуться как можно плотнее.

– Что случилось? – спросил Ларкин.

– Его убили, – ответил Корван, не отрывая взгляда от обугленной земли.

– Гвардейцы?

Корван покачал головой, и одинокая слеза скатилась у него по щеке. Скорбь или студеный ветер выгнал ее из глаз, Ларкин сказать не мог.

– Воры. Они ворвались в его хижину и связали его. Наверное, он слишком сильно сопротивлялся. Мы нашли его только на следующее утро. Совершенно обезображенного, с перерезанным горлом.

Ларкин нахмурился. Происходящее показалось ему довольно необычным для воровской банды, особенно в таком месте. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что в Рихволле особо нечего взять. Зачем ввязываться в такое предприятие? Для этого даже самый глупый вор должен был сильно отчаяться.

– Мне очень жаль. Что украли?

– Мы не знаем. Они перевернули всю хижину вверх дном. Вероятно, в поисках денег, которых у Хенрика не было.

Ларкин что-то пробурчал. В этой истории были какие-то нестыковки. Воры, которые убивали, но ничего не крали? Даже если у брата Корвана не было ни меди, ни серебра, в доме наверняка было что украсть, даже если это была бы всего лишь кастрюля – но ее можно было продать! А это, в свою очередь, означало, что эти преступники, возможно, вообще не были ворами.

– Если хотите, я займусь поисками убийц вашего брата.

Корван покачал головой.

– Благодарю, но к чему это приведет? Их давно уже нет здесь, а брат мертв. В этом уже ничего нельзя изменить. Хотите честно? С меня достаточно трупов. Достаточно убийств. Достаточно костров. Я просто хочу, чтобы все снова стало как прежде.

Ларкин кивнул, хотя чувствовал себя при этом не совсем комфортно. Вероятность того, что воры снова будут убивать, увеличилась теперь, когда они уже сделали это раньше.

– Вы останетесь у нас еще? – спросил Корван.

– Нет, мне уже пора отправляться в путь, но прежде я хочу дать вам кое-что.

Ларкин полез в карман своего плаща и вытащил мешочек, который незадолго до этого наполнил монетами. Хранитель протянул его Корвану.

– Что это такое?

– Золото и серебро, которые когда-то давным-давно заплатил мне король. Я хочу, чтобы вы взяли его. Если гвардейцы вернутся, вы сможете подкупить их этими деньгами. Тогда она оставят всех вас в покое.

Корван, открыв рот, уставился сначала на мешочек, а потом перевел удивленный взгляд на Ларкина.

– Вы это серьезно?

– Совершенно серьезно.

Он охотно делился своими деньгами. В любом случае Фрейя дала ему слишком много. Что он должен был купить себе? Участок земли? Дом? Он даже не мог напиться как следует, потому что обычное вино на него не действовало. Продажных женщин Ларкин тоже не желал.

– Вы должны обещать мне только одно.

– Все, что угодно.

– Никому не рассказывайте обо мне. Я никогда не был в Рихволле.

– Обещаю, – заверил его Корван, неотрывно глядя ему в глаза. – От себя и от имени всех остальных.

– Благодарю.

– Нет, благодарить нужно нам. – Корван убрал мешочек в карман и протянул Ларкину руку. – Спасибо за помощь, Кайден. Да защитят вас истинные Боги.

– Ну же, давай! – простонала Зейлан, стараясь еще дальше протиснуть плечо сквозь узкие решетки. Резкая боль пронзила ее шею, но девушка не обратила на это внимания, продолжая прижиматься к непреклонным прутьям. Но этих усилий по-прежнему не хватало, чтобы дотянуться до ключа. Конечно, полукровка так и планировал! Свобода была так близка и в то же время так далека, что это превращалось в горько-сладкую пытку. Если бы только Зейлан со скуки не отгрызла себе все ногти!

Встревоженный взгляд Зейлан переместился на противоположную камеру, на полу которой без сознания лежал Остроухий. У нее оставалось не так уж много времени. Скоро фейри проснется. Пальцы мужчины уже подергивались, веки то и дело вздрагивали. Казалось, он спал, потому что время от времени бормотал невнятные слова, повергавшие Зейлан в панику. Если гвардеец проснется до того, как она завладеет ключом, все потеряно.

Зейлан стиснула зубы. Прижавшись лицом к металлическим прутьям решетки, она ощутила на губах вкус ржавчины. Девушка вывернула плечо в попытке протиснуться через решетку. Ей необходимо преодолеть это расстояние, всего в палец длиной! Зейлан почувствовала напряжение в суставе, когда тянущая боль в шее стала сильнее. Она перешла вниз по позвоночнику девушки, и желание сдаться и отпрянуть назад стало почти непреодолимым. Но об этом не могло быть и речи. Тем более что боль была всего лишь оставшимся предупреждающим сигналом, напоминавшим о ее человечности. Зейлан должна была научиться игнорировать его. Раны и переломы костей уже не имели тех последствий, что прежде. В худшие времена вывихнутое плечо могло означать для Зейлан смерть. Не от самой травмы, а от ее последствий. Впрочем, теперь Хранительница уже не боялась этого. Ей нужно было освободиться от этих старых страхов.