Светлана вдруг закашлялась. А затем спросила:

– И чего, старуха видела хахаля? Тот Джулии букеты приносил, в кино водил, ночевать в ее комнате оставался?

– Сомневаюсь, что Раиса Демьяновна разрешила бы внучке провести ночь с мужчиной, с которым не оформлен брак, – вздохнула я, – не тот, мне кажется, у нее менталитет. Нет, Вадима она не видела.

– Вообще-то нехорошо так говорить, когда человек умер... – зашептала Света, – то, что с Джулей случилось, ужасно. Но... Ладно, скажу. Она врала много. Сколько раз я ее на брехне ловила, причем глупой, сразу заметной. Купит на рынке майку с надписью «I love NY» и говорит: «В Америке приобрела». Смешно. Кто ж ей поверит? У Джулии денег на мороженое не было, курьер на службе копейки получает, какие поездки в США? Думаю, и про Вадима набрехала она бабке. Выдумала его, чтобы та к ней с вопросом о делах на личном фронте не вязалась. Имейся у Джульки парень, я бы сразу узнала. Забудьте о Вадике.

Следующий звонок я сделала Косте, хотела попросить его порыться в эсэмэсках, которые за последние недели получила Джулия. Но услышала:

– Приезжай в офис, Егор вернулся из Электрогорска.

– Быстро он обернулся, – обрадовалась я.

– А чего тут ехать? – возразил Костя. – Двадцать километров от Москвы, и вот тебе образцово-показательная колония.

– Странно, что мужчина, осужденный за убийства, сидел вблизи от столицы, а не уехал в солнечную республику Коми, – удивилась я. – Неужели Леониду Маркелову дали общий режим?

Компьютерщик издал звук, похожий на чмоканье.

– Я уже сказал, в Электрогорске[9]образцово-показательное учреждение. Понимаешь, что сие значит?

– Не очень, – призналась я.

Костя снова чмокнул.

– Бараки свежепокрашены снаружи и внутри, трава зеленая, птички поют, цветы распускаются.

– Зимой? – хихикнула я.

– Сейчас там сугробы по линеечке выровнены, все зэки одеты строго по форме, в шапочках и предписанных законом ботинках, никаких тренировочных костюмов и «вьетнамок», – зачастил Костя. – Кормят хорошо, мясо в суп кладут без обмана. Охрана по мордасам контингент не охаживает, зам по воспитательной работе – отец родной, всегда выслушает. До кучи у них там психолог есть и больничка хорошая. Слышала, как на зоне народ лечат? Разломят таблетку анальгина на четыре части и дают один кусок Васе от поноса, второй Толе от температуры, третий Ване, у которого кашель, остаток получает Петя от инфаркта. Классно?

– Да уж, – вздохнула я.

– В Электрогорске все иначе, – сообщил Рыков. – Там в аптечке медикаментов в достатке, на кроватях есть белье, одеяла теплые, подушки, библиотека, мастерские, клуб, телефон-автомат. Ну прямо санаторий советских времен с красными ковровыми дорожками в коридорах.

– И как осужденному в такой рай попасть? – поинтересовалась я. – За взятку? Родственники с начальником пошепчутся, и их плохой мальчик очутится в хорошем местечке?

– Не-а, – отрезал Костя. – В этой колонии бабло не берут, боятся – лагерь постоянно проверяют. Туда иностранцев возят, демонстрируют успехи российской пенитенциарной системы. Европейцы впечатляются. Но, понимаешь, зэки в сей парадиз не рвутся.

– Почему? – удивилась я. – Не хотят провести время заключения в приличных условиях? Все поголовно мазохисты? Мечтают о побоях и баланде из немытой капусты?

Костя опять зачмокал.

– Слушай, чем ты там занимаешься? – не выдержала я. – Звуки уж очень странные издаешь.

– Простоквашу пью, она густая, – пояснил компьютерщик. – Очень вкусная. Тебе оставить пакетик? А насчет условий... В обычном лагере, куда инспекторы из Москвы никогда не суются, можно договориться с начальством, и оно поможет бумаги на перевод в колонию-поселение оформить, где человек, считай, уже на свободе. И родные туда могут часто ездить, и посылок больше, чем предписано. Все просто: заплати – и имей любые послабления. А в Электрогорске усе по закону, там никто не разрешит лишнюю пачку печенья зэку передать. Парадокс: сидеть в плохих условиях удобнее, чем в хороших. Начальство в Электрогорске озабочено тем, как произвести еще лучшее впечатление на иностранцев и высшее руководство, поэтому организовали театр, со всех мест заключения свезли актеров, нашли режиссера. А теперь оперу затеяли, будут петь Россини – Пуччини – Паганини.

– Последний был скрипач, – уточнила я.

– В общем, им там понадобился дирижер, хормейстер и учитель музыки в одном лице, – договорил Костя.

– Слишком долгий рассказ, – укорила я Рыкова, – мог просто сообщить: Маркелова определили в элитное место за его музыкальные таланты.

– Ага, – хмыкнул Костя. – Определить-то его определили, да только у него история с географией вышла.

– Что случилось? – не поняла я.

– Ты приезжай, Егор введет тебя в курс дела, – пообещал Костя. – Лазарев не любит, когда о его достижениях другой докладывает.

Я не успела положить сотовый в карман, как он зазвонел.

– Тань, ты? Как делишки-то? – спросил по-свойски баритон.

– Нормально, – ответила я. – А кто это?

– Вот здорово... – расстроился незнакомец. – Обидно!

– Не узнаю вас, – мирно продолжила я.

– Ну, красиво! – возмутился баритон.

– Простите, очевидно, вы ошиблись номером, – сказала я и уже хотела отсоединиться, как из мембраны полетел шум, шепот, затем прорезался бас:

– Татьяна, добрый день, тебя беспокоит Игоряша, брат Ларисы.

– Значит, только что я беседовала с Геной? – дошло до меня.

Раздалось шуршание, и снова послышался баритон:

– Я это! Узнаешь теперь?

– Мы впервые обещаемся по телефону, тембр голоса в трубке другим делается, – вывернулась я. – Здравствуй, Генаша.

– Не, я Миша, жених Ларисы, – представился мужчина.

– Сколько вас там? – удивилась я. – Как очутились вместе?

– Генаша с Игорем дела закончили, – пояснил Михаил, – а я временно без работы, вот Москву гостям и показываю, вожу по местам достопримечательности и памяти исторической.

– Молодец, – похвалила я суженого соседки, недоумевая, зачем троица мне звонит.

– Ты небось голодна, – продолжал Миша. – Хочешь с нами поесть?

Мое удивление уплыло за все буйки.

– Пообедать? – переспросила я.

– На автомобильной выставке есть хороший ресторан, – принялся соблазнять меня Михаил, – мы тебя угостим.

– Спасибо за предложение, но я на работе, – возразила я. А про себя подумала: ох, неспроста Михаил так любезен! Что ему надо?