голову. Впрочем, суета все усиливалась, а потому про сон пришлось забыть. Стефан потянулся, чтобы размять затекшее тело, и пошел туда, откуда доносился шум. Это было нелегко, ведь в лагере были тысячи верблюдов, и каждый из них считал своим долгом лечь у него на пути. Арабы, по большей части, воевали пешими, но передвигались исключительно на этих флегматичных и невозмутимых животных. Потому-то марши их войск были подобны молнии. Коней у мусульман было немного, уж очень сложно и дорого было их растить в пустынных землях Аравии.

У шатра командующего стояли на коленях двадцать три человека, воины армии Мусайлимы. Они пошли в набег на род своих кровников и попали в плен во сне. Их вождь, Муджа’а ибн Марара, был очень влиятелен в Ямаме и считался одним из самых опытных воинов в этих местах.

— Ну, — Халид ибн аль-Валид неспешно прохаживался мимо ряда воинов, опустивших головы. — Веруете ли вы в Аллаха, единого бога?

— Веруем, — раздались нестройные голоса.

— Это хорошо, — усмехнулся Меч Аллаха. — А кто ваш пророк? Мухаммед, да благословит его Аллах и приветствует, или аль-Казаб, обманщик? — он поднес ладонь к уху. — А? Не слышу!

— Пусть будет из вас и пророк из нас, — услышал он уверенный голос.

— Я почему-то так и думал, — усмехнулся Халид и ткнул в сторону Муджа’а. — Этого заковать, а остальным отрубить головы. Сворачивайте лагерь, воины! Мы выступаем!

Чего так и не смог понять Стефан, так это того, как неграмотный торговец из пыльного городка на краю мира смог зажечь в жителях пустыни такой огонь. В войске шли люди, которые в Империи ни за что не встали бы в строй. Зейд, брат Умара, и Абдаллах, его сын, скакали на конях в первых рядах. Рядом с ними шел в бой Абд-ар-Рахман, сын самого халифа, и все это никак не укладывалось в голове дворцового евнуха. Плечом к плечу с ними стоял Муавия ибн Суфьян[26] из могущественного мекканского рода бану Омейя. И это было тем более удивительно, что его отец, Абу Суфьян, был злейшим врагом Пророка и не раз грозил ему смертью. Если бы дело было в Константинополе, то Муавия, при определенном везении, закончил бы жизнь на одном из крошечных островов в Эгейском море. Почему все эти люди рискуют своей жизнью? Впрочем, Стефан вспомнил, что все вожди варваров шли в бой в первых рядах, не заботясь о судьбах своей страны, и на время успокоился. Но вот когда он увидел Умму Умара, то перестал понимать что-либо вообще.

Нусайба бинт Кааб, так назвали ее при рождении, приняла ислам одной из первых и прошла все битвы, в которых участвовал Пророк. В битве при горе Ухуд она защищала его своим телом, сражаясь луком и мечом. Она получила несколько ран, а ее плечо было разрублено так, что туда помещалась ладонь. Ее сыновья сражались рядом с ней. Суровая женщина с отрешенным взглядом так поразила слугу императора, что он осмелился спросить у нее.

— О, почтенная Нусайба, зачем ты сама идешь в бой? Ведь ты вырастила таких отважных сыновей!

— Мой сын Хабиб попал в руки Мусайлимы-лжеца, — она равнодушно посмотрела на Стефана. — Лжец спросил у моего сына, признает ли он Пророка Мухаммеда, да благословит его Аллах и приветствует, истинным посланником Бога. Мой Хабиб сказал, что признает. И тогда Мусайлима спросил, признает ли он пророком его самого. Мой сын ответил: — Не слышу! Лжец рубил его мечом и задавал все тот же вопрос. И каждый раз мой сын отвечал: Не слышу! Лжец порубил моего сына на куски, но он не дрогнул. Я счастлива, ромей, что мой сын стал мучеником! Он теперь в раю, рядом с НИМ. Теперь ты понял?

— Так ты…? — осознал Стефан.

— Не успокоюсь, пока не вырежу сердце этому шакалу, — сказала Умма Умара и тронула пятками верблюда. Она больше не хотела разговаривать с ним.

Вади Ханифа, источник жизни в этих землях, пока еще был сух. Зимние дожди не наполнили его водой. Его берега образовывали огромную чашу, и здесь не было места, более удобного для сражения. Городок Джубайла стоял на его берегу, и рядом с ним был овраг, который впадал в пересохшее русло пустынной реки.

Мусульман было тринадцать тысяч, а Мусайлима собрал около сорока. Вожди всех подвластных племен дали своих бойцов, и они верили в своего пророка не меньше мусульман. В Аравии еще не бывало битвы, схожей по своей многолюдности и ожесточенности. Войска были построены так, как это делалось всегда. Центр и два крыла. Немногочисленная конница стояла на флангах, а центр, которым командовал сам Меч Аллаха, воевал пешим. И прямо сейчас воины молились. Командующий перемешал роды и племена, и многие были недовольны тем, что видели рядом с собой незнакомые лица.

— Вперед! Йа, Муххамед! — Халид вытащил меч и пошел вперед, двинув за собой огромную массу людей.

— Йа, Муххамед! Мы победим, Иншалла! — заорали воины и двинулись вперед, ударившись о ряды воинов Мусайлимы.

Стефан стоял на крутом берегу пересохшего русла реки и, приложив ладонь ко лбу, смотрел на то действо, что разворачивалось перед ним. По большей части он видел лишь клубы пыли, поднятые десятками тысяч ног и конских копыт. Но иногда он видел и то, как дышит линия бойцов, клонясь то в одну, то в другую сторону. Ему становилось совершенно ясно, что мусульмане не побеждают. Более того, их первоначальный пыл, с которым они врубились в линию воинов Мусайлимы, затухал. Люди уставали, ведь их было куда меньше.

Сам он остался в лагере, который охраняла пара сотен бойцов. Стефан оставил своего верблюда и вещи неподалеку от шатра самого Халида, справедливо полагая, что уж его-то защищать будут до последнего. Ведь в огромном шатре была Лейла, его жена, и знатный пленник, Муджа’а ибн Марара, который сидел в цепях и ждал своей судьбы.

— Проклятье! — ругнулся Стефан. — Самое безопасное место, значит! Да как бы не так! Вот ведь бедный я, бедный!

Мусульман давили по всему фронту, и теперь их бегство было лишь вопросом времени. Центр, где в первом ряду бился сам Халид ибн аль-Валид, опасно прогнулся. Его до предела истончившаяся дуга вот-вот лопнет, и это Стефан видел совершенно ясно. Он горестно вздохнул и побрел к своим вещам, где был спрятан испытанный арбалет новгородской работы и два