Он взял ее за плечи. Глаза Арианы блестели от слез, волосы при свете луны казались серебряными.

— Женщину, которую я любил, зверски убили. Я не готов снова испытать такую боль, Ариана, и не думаю, что когда-нибудь буду готов.

И он ушел, оставив ее одну.

Шира сидела в пещере и подкладывала дрова в костер, понимая, что совершила ужасную ошибку. Эти двое вели себя очень обходительно, когда трактирщик представил их ей, но в лесу они держались иначе. Страд, более высокий и общительный, стал молчаливым и почти зловещим, Дживен в открытую пялил на нее глаза, подолгу задерживаясь на груди и бедрах. Они к ней не прикасались и по-прежнему угождали, но в душу Ширы закралась тревога. Они переждали в лесу две метели, а когда снова тронулись в путь, она определила по солнцу и звездам, что их дорога, словно полумесяц, загибается обратно к морю.

Прошлой ночью Шира завернулась в свои одеяла и притворилась спящей, а сама стала слушать, о чем они говорят. Немного погодя Страд подошел и спросил тихо, удобно ли ей. Она не шелохнулась, и он вернулся к Дживену.

— Еще пара дней на холоде, — сказал тот, — а потом теплая постель и теплая баба. Видят боги, я рад буду выбраться из этого леса.

— Я тоже, — поддакнул Страд.

Шира не знала, что и думать. Пара дней? Как это возможно? Дорога занимает по меньшей мере десять дней даже и в хорошую погоду. Зря она не послушалась Картава, который уговаривал ее ехать в Цитаэрон и там сплотить изгнанников, создав из них армию. Но она в гневе своем не могла допустить мысли, что Океса и прочие останутся безнаказанными.

Высокая, с коротко подстриженными черными кудрями и темными миндалевидными глазами, она сидела спиной к камню, вытянув длинные ноги перед собой. Рот у нее был слишком велик, чтобы считаться красивым, но полные губы и белые ровные зубы искупали этот недостаток.

— О кавалерах небось думаете, принцесса? — спросил низенький толстый Дживен, садясь рядом с ней. Плешь на макушке придавала ему сходство с похотливым монахом.

— Нет, о сестре.

— Вот как? Печальная история, очень печальная. Я видел ее раз в Макте, она ехала на охоту, фигуристая женщина. Вы на нее похожи, только выше и, пожалуй, чуток стройнее.

— Как скоро мы доберемся до южных долин?

— Дней через восемь, не раньше. Вы не беспокойтесь, провизии у нас вдосталь.

— Провизия меня не волнует, Дживен, это ваша забота. Я слышала, в лесу есть разбойники?

— О них тоже не беспокойтесь, а в этакую вьюгу они никуда носа не высунут. Да с нас и взять нечего — разве что вас они сочтут ценным трофеем.

Шира заставила себя улыбнуться.

— Приятно слышать. Кроме того, утешительно думать, что вы со Страдом защитите меня в случае чего.

— Конечно, защитим, можете не сомневаться. Я не допущу, чтобы с вами случилось несчастье: я очень к вам привязался.

— Я, пожалуй, посплю. — Шира завернулась в одеяла и улеглась. Какое-то время она еще чувствовала его присутствие рядом, потом он ушел к Страду, сидевшему у входа в пещеру.

— Даже и не думай об этом, — прошипел Страд. — В Пертии у тебя будет полно баб, особенно когда нам заплатят.

— Она меня с ума сводит, парень, я должен ее иметь. Какая им разница, порченая она или нет? Для них она грязная номадка. Я хочу ее так, как в жизни ничего не хотел.

— Зато она тебя не хочет.

— В том-то вся и сладость.

Шира дождалась, когда они уснули, и выбралась из-под одеял. Свернув их в тугой узел, она тихо прокралась через пещеру. Вьюга улеглась, но дул холодный ветер. Шира накинула подбитый овчиной плащ и натянула на себя еще одни шерстяные бриджи. Оглянувшись на спящих, она вскинула на плечи свою котомку, взяла лук, колчан и вышла из пещеры.

Звезды светили ярко, и Копьеносец указывал ей дорогу.

Она шла около часа, а потом выбрала себе для ночлега маленькую подветренную лощинку, там лежали поваленные деревья, и одно упало на кучу валунов. Шира перебралась через заснеженные ветки и оказалась в уютном убежище, где ветви служили крышей, а камни создавали стены со всех сторон, кроме западной. Она наломала хворосту, расчистила место и с помощью огнива, которое подарила ей сестра на прошлый праздник солнцестояния, развела маленький костер. Когда огонь разгорелся, она снова закуталась в одеяла и уснула.

Ее разбудили голоса, и она с тревогой взглянула на костер, но он уже погас.

— Опять все замело, будь оно неладно, — сетовал Дживен. — Не могла ведь она уйти далеко.

— Не знаю, с чего ей вздумалось бежать, — отозвался Страд. — Может, она догадалась?

— Молчи, дурак: вдруг она где-то близко.

— Где там, лежит, поди, мертвая в сугробе. Мы потеряли целое состояние, а все потому, что ты таращил на нее свои похотливые гляделки.

— Я тут ни при чем. Просто она, видно, смекнула, что мы идем не в ту сторону. Я видел, как она смотрела на звезды.

Шира подползла к выходу из своей норы и раздвинула ветки. Страд разглядывал что-то на снегу.

— Нашел чего? — спросил Дживен.

— Нет, только вроде бы дымом пахнет — чуешь?

Шира оглянулась. Костер, который она считала угасшим, дымил.

Она собралась загасить его, но тут снаружи раздался дикий вопль, и что-то огромное, покрытое беловато-серой шерстью, подмяло под себя Страда. Шира видела только толстые лапы зверя и часть его бока. Что-то обрызгало ей лицо и руки — кровь. Оторванная голова Страда упала рядом с ней.

— Нет! — заверещал Дживен, но его крик потонул в рычании и хрусте разгрызаемых костей.

Шира забилась поглубже в укрытие стала бросать хворост на дымящийся костер, раздувая огонь. Зверь копошился у самого входа. Шира, принуждая себя быть спокойной, трудилась над костром. Язычок пламени лизнул прутья, и она сунула в огонь сухую ветку. Зверь водил мордой туда-сюда, и в нору сыпался снег. Шира осторожно вытащила ветку и ткнула ею туда, где, по ее мнению, находилась голова зверя. В ноздри хищнику пахнуло едкой гарью, и он, фыркнув, отпрянул назад. Шира снова положила ветку в огонь и стала ждать. Зверь чавкал снаружи, пожирая убитых, но он мог вернуться.

Еще до рассвета Нуаду разбудила чья-то рука, бесцеремонно тряхнувшая его за плечо. Он сел, ничего не видя перед собой. Голова болела с похмелья. На столе горел фонарь, и Нуада с трудом различил приземистую фигуру Решета.

— Чего тебе? — Во рту у Нуады пересохло, и он нашарил кружку с остатками выдохшегося пива. Снаружи густо шел снег, и ветер задувал в щели. Поэт закутался в одеяло. — Что стряслось, барон?

— Ничего, ты хорошо говорил вечером. Мне не спалось, вот я и пришел к тебе потолковать.