— Как в других? Вы шутите.

Сейчас она спрашивала уже не просто ради поддержания разговора — ей стало любопытно.

— Совсем нет. Посмотрите любую книгу по астрономии.

— M-м, — с сомнением произнесла она. — Не обещаю.

— Понимаю, я тоже не специалист в этой науке, но мне было интересно. В Африке все другое. И небо тоже.

— Разве небо может быть другим?

— Оказалось, может. Как и люди.

Она вздохнула:

— Хотелось бы и мне взглянуть на южное небо. Если бы я была энергичной, отчаянной и не так связана с семьей и вообще какой-нибудь необыкновенной женщиной, о которой мужчины слагают стихи, я бы обязательно много путешествовала.

— О вас и так уже слагают стихи, — напомнил он с чуть ироничной улыбкой, и она была рада, что он обретает прежнюю форму. — Только плохие, к сожалению.

Дафна рассмеялась:

— Все равно, зато это были стихи, а не проза. И первый день в жизни, когда мне нанесли визит сразу шесть поклонников.

— Семь, — уточнил он. — Вы забыли про меня.

— Да, семь. Но вы не в счет.

— О, как ты мне ранишь сердце, Дафф! — воскликнул он, подражая недавним словам Колина. — Как ранишь его!

— Вам тоже следует выступать на сцене, — сказала она, продолжая смеяться, — из вас с Колином получился бы неплохой дуэт.

— Вряд ли, — возразил он. — Да и Энтони не позволит Колину выступать в паре со мной.

Упоминание о старшем брате стерло веселость с ее лица.

— Насчет путешествий, — сказала она, становясь серьезной, — я пошутила. Таким скучным англичанкам, как я, лучше сидеть дома. Тем более что я люблю наш дом. В нем я счастлива.

— Вы совсем не скучная англичанка, — произнес он каким-то новым для себя тоном, и она удивленно взглянула на него. — А то, что вы счастливы, Дафна, искренне радует меня, поверьте. Никогда еще я не встречал по-настоящему счастливых людей.

Ей почудилось, что сейчас он ближе к ней, чем минутой раньше, — он ли подвинулся, она ли случайно приблизилась к нему… Она не могла отстраниться, не могла отвести глаз от его лица.

— Саймон… — прошептали ее губы.

— Мы здесь не одни. — Голос его прозвучал сдавленно.

Дафна оглядела углы веранды. Кажется, никого. Шум голосов тоже затих. Это, однако, могло означать, что кто-то прислушивается или приглядывается к ним. Какой-нибудь тайный агент леди Уислдаун — чтобы в следующей «Хронике» снова пустить по свету очередную сплетню.

Прямо перед ними раскинулся большой темный сад. Он звал в свое безлюдье и безмолвие. Такого огромного сада не было ни у одного из домов в центре Лондона, которые она знала. А здесь, в десяти милях от центра, он шелестел темной зеленью, веял ароматами цветов. Леди Троубридж не зря им гордилась.

Какая-то злорадная смелость взыграла в душе Дафны.

— Пойдемте в сад, Саймон, — произнесла она тихо, но решительно.

— Мы не можем.

— Можем.

— Нет, Дафна…

Нотки отчаяния, прозвучавшие в его голосе, сказали ей больше любых слов. Она поняла то, чего раньше не знала. В чем сомневалась. Она для него желанна… Он хочет ее… Мечтает об этом…

Ее душа пела. В ней звучала ария из «Волшебной флейты» Моцарта — та, где так сладостно слышится верхнее до.

Что, если она поцелует его? — подумалось ей. Нет, он — ее… Что, если сейчас в дальней аллее сада она запрокинет голову и ощутит на своих губах его губы? Поймет ли он тогда, как она его любит? Укрепит ли это его любовь к ней? Осознает ли он, каким счастьем она может… готова одарить его?

Возможно, тогда он перестанет думать и говорить о браке, как о чем-то тягостном и ненужном ему?..

— Я собираюсь прогуляться по саду, — сказала она, — и не вижу в этом ничего предосудительного. Если хотите, можете присоединиться ко мне, милорд.

С этими словами она медленно направилась к ступенькам, ведущим с веранды. Нарочито медленно, чтобы у него было больше времени обдумать ее отчаянно смелое предложение и решиться последовать за ней. Через минуту она услышала его шаги позади себя.

— Дафна, это безумие… Мы… Так нельзя…

Его чуть охрипший взволнованный голос говорил ей, что Саймон пытается в большей степени убедить в этом самого себя.

Не отвечая, она продолжала идти в глубь сада.

Он нагнал ее, схватил за кисть руки, повернул к себе.

— Ради Бога, вы слышите меня? Ведь я обещал вашему брату… Он взял с меня клятву.

Ее улыбка, которую он почти не различал в темноте, говорила о том, что перед ним сейчас женщина, знающая себе цену, понимающая, что она желанна.

— Что ж, — сказала она, — тогда уходите.

— Вы же знаете, что я не могу этого сделать! Оставить вас одну… Мало ли что может случиться.

Она пожала плечами и постаралась отнять у него свою руку. Но он не отпускал, а сжал еще сильнее.

И тогда она сделала то, чего он наверняка не ожидал: приблизилась к нему настолько, что расстояние между ними сократилось до фута, если не меньше.

Его дыхание участилось.

— Не делайте этого, Дафна.

Она тщетно пыталась ответить ему как-то пошутливее, поостроумнее и чтобы это звучало в то же время соблазняюще… и искушающе. Но ничего не могла придумать — смелость улетучилась в одно мгновение.

Ее никто еще никогда не целовал, она не знала, как это делается, хотя и хотела этого, и вот сейчас звала его стать первым.

Пальцы, державшие ее руку, ослабли, но он не отпустил ее, а, наоборот, потянул за собой и сошел с аллеи на газон, обогнув один из ровно подстриженных кустов, которыми так гордилась леди Троубридж. Там он остановился, глядя прямо в лицо Дафне. Прошептал ее имя. Коснулся пальцем щеки.

Она смотрела на него расширившимися глазами, губы ее приоткрылись.

И то, что было неминуемо, случилось.

…Многих женщин погубил всего лишь один поцелуй…

«Светская хроника леди Уислдаун», 14 мая 1813 года

До последнего момента Саймон не предполагал, что осмелится поцеловать Дафну. Это вовсе не означало, что он не желал этого.

Где-то в дальнем углу сознания он убеждал себя, что согласился последовать за ней, взял за руку и, наконец, потянул за кусты — лишь для того, чтобы как следует отчитать ее, объяснить, растолковать, что нельзя себя вести так легкомысленно, подчиняться сиюминутной прихоти, пренебрегать законами общества, к которому они принадлежат, пытаться все превратить в шутку… Это может привести к серьезным последствиям для них обоих.