Звезды… купальские звезды были с ней все эти долгие ночи. Чтобы не закричать от горькой обиды на судьбу, на несчастливое замужество, в которое сама же себя ввергла, Купава все чаще и чаще уходила мыслями в другой, сказочный мир, где ее ласкают руки незнакомого юноши со звездными очами, где он шепчет ей на ухо нежные слова любви, и голос его удивительно похож на голос князя Позвезда… Только это желанное забытье и помогало ей мириться с тем, что происходило в их доме.

Не успела Купава повернуть к своему подворью, как ее окружили воины Гуннара и велели немедленно возвращаться домой.

Встреча с мужем оказалась ужасной.

— Где ты была? — мрачно спросил Гуннар, вставая с лавки и подходя к Купаве.

— Отец давно хворает, я хотела взять нужных трав у…

— У ведьмы! — змеей изогнулась над плечом у варяга Рута. — Видишь, сама призналась! К приятельнице своей бегала! Всем известно, у кого хочешь спроси: Купава и сама колдовство знает, еще маленькой была, а в лесу пропадала. Ведьма моя сестрица, тем и тебя приворожила, — торжествующе объявила она, ластясь к Гуннару, хмуро разглядывающего свою жену. — А теперь решила твоего ребенка извести, вот и отправилась к старухе. Лишь бы тебе насолить!

— Почему не сказала, что ребенка носишь?

Купава не знала, как объяснить причину своего молчания. Она уже много раз собиралась с силами, чтобы объявить варягу о своей беременности, но так и не сумела это сделать. А теперь это оказалось еще труднее — после слов Руты сообщить варягу, что ребенок не от него, было страшно. Но разве не ужаснее назвать ребенка сыном Гуннара? Предать память о Позвезде… И тем самым обречь будущего сына на участь байстрюка…

— Прости. Я… не могла… знаю, что давно должна была сказать тебе… Но…

В глазах Гуннара замерло ожидание. Казалось, он готов принять любое оправдание, поверить всему…

— Варяг! Да у тебя, похоже, сердце мягче воска! — Рута обошла Гуннара кругом и пристально заглянула в его глаза. — Разве тебе неизвестно, что таких, как моя сестрица, называют исчадием ада? С виду ангел небесный, а способна обвести вокруг пальца любого мужчину. Даже если ее застигнут на месте преступления, она пролепечет какие-то невнятные слова оправдания, и уже никто не в силах устоять против бесовских чар. Вот и ты веришь ее словам, как последний дуралей! Я давно уже тебя предупреждала, что она бегает к ведьме всякий раз, как ты покидаешь Вышгород, но теперь ты и сам в этом убедился.

— Рута… за что? — Купава почувствовала, как предательские слезы готовы хлынуть из глаз. Ничем она сестре не мешала: ей было наплевать на то, что Гуннар все чаще проводит ночи в постели у Руты, что старшая сестрица заправляет всем на подворье как настоящая хозяйка. Чего же еще добивается Рута?

— Мужа твоего мне жаль! Изведешь ведь, погубишь. И меня вместе с ним. Чтобы все богатство батюшкино лишь тебе одной досталось! Братца маленького не пожалеешь и ребенка, еще не рожденного, тьме отдашь!

— Все ты лжешь, Рута. Не я, а ты богатства жаждешь. Что ж… — в голосе Купавы не было ни злости, ни гнева, ни страха, совершенно ничего. Она вытянулась, словно струна звенящая, сорвала с себя украшения, кольцо венчальное, швырнула их небрежно на стол. — Забирай все. Деньги, дом, мужа. Прости меня, Гуннар. Прости за все. А дитя, что под сердцем ношу, тебе не принадлежит. Мой это ребенок, сама его выращу. Пусть не в золоте купаться будет, зато в водах чистых, радугой утираться будет, звезды в глазах его сиять станут.

— Ты и теперь ее простишь? — со злорадным любопытством спросила Рута. В глазах мелькнула тревога — а вдруг и впрямь варяг ее не послушает. — Вспомни, я уже сказывала тебе, что эта негодница еще и с бродягами якшается. А кто они — одному Богу ведомо. А может, то чернокнижники? Не иначе к ним собралась. Слышишь — о чем речь ведет? В лесу, похоже, жить собралась. А из сына оборотня сотворить решила.

— Ступай к себе, Купава, и не смей уходить со двора. Если родишь здорового сына, будешь цела, — холодно велел Гуннар. — Отныне здесь хозяйка Рута.

— Ты не понял меня… — попыталась вновь заговорить Купава, но тут же вздрогнула.

Кулак варяга опустился на стол с такой силой, что эхо разнеслось по всему дому.

— Еще одно твое слово — и я за себя не отвечаю! Уж лучше быть вдовцом, чем мужем ведьмы, не имеющей ни стыда, ни совести!

Купава заметила, что на его лице свело судорогой щеки, и испуганно замерла. Ужас наполнил все ее существо, словно и впрямь получила удар плетью. Слезы застилали глаза. Девушка закрыла их рукою и, понурившись, медленно побрела к себе.

Грудень 1016 г.

Больше года уже Святополк сидел на киевском престоле, наслаждаясь своим могуществом. Судислав псковский и Брячислав полоцкий не устояли перед угрозами киевского князя и скрепя сердце были вынуждены признать власть старшего в роду, обещали исправно присылать дань и помогать в случае войны.

Вдова князя Владимира Эльжбета на коленях умоляла нового киевского князя отпустить ее с детьми — шестилетним сыном Станиславом и пятилетней дочерью Марией Доброгневой — в Германию, к отцу, графу фон Куно. Княгиня даже клятву крестную принесла, что не станет сын ее зариться на престол киевский, но Святополк велел Эльжбете поселиться в Спас-Берестове и находиться там неотлучно вместе с детьми и княжной Предславой. Зачем выпускать на волю внучку германского императора? С одной стороны, это выгодно тестю Святополка Болеславу польскому, с другой стороны, жизнь заложников — Эльжбеты и ее детей — не позволит новому германскому императору Генриху пойти войной на Киев. А дальше видно будет.

Только не учел Святополк, что Генриха весьма раздосадовало известие о том, что его родственница живет пленницей у князя киевского. Германский император давно искал союзника в войне с Болеславом польским, а потому решил заключить союз с Новгородом. Знал Генрих, что у Святополка острой костью в горле застрял князь Ярослав, известный своим холодным разумом и умением управлять душами и помыслами людей.

Давно уже киевскому князю хотелось извести именно этого братца, хромца треклятого, да только возможности для этого никак не предоставлялось. Засел Ярослав в своих хоромах на берегу Ильмень-озера, никого к себе, кроме варягов, не допускает. Подослать к нему убийц с ядом или выманить за ворота дворища оказалось невозможно. Не раз уже думал Святополк отправиться войной в северные края, но опасно было надолго Киев оставлять. Мало ли кому вздумается за время его отсутствия престолом завладеть. И пришлось Святополку довольствоваться властью над теми землями, что достались ему после смерти отца и гибели меньших братьев. И немало их было: киевские, черниговские, переяславские, муромские, ростовские, древлянские и прочие, прочие…

Но зря успокоился Святополк. В конце зарева месяца мирному житью киевского князя и его приспешников подошел конец.

Злейший враг Ярослав перехитрил его. Не зря говорили, что хромой князь умом своим могуч. С приходом осени черной тучей двинулся Ярослав на Киев из своего края северного. Нашел нужные слова хромец, повинился перед людом новгородским, сумел подчинить строптивых варягов, заручился поддержкой короля шведского и императора германского, да еще обещал ему помощь король чешский, тесть погибшего Святослава, князя древлянского. Собралось огромнейшее ополчение народное, гудит Русь великая, собирается войной на князя окаянного, руку на братьев меньших поднявшего.