Боярыня, замершая возле ворот, не сразу поняла, что произошло ужасное. Слуги, сгрудившиеся во дворе возле лестницы, заслоняли от нее мужа. В груди гулко стучало сердце, словно предвещая беду. Хотелось, чтобы все обернулось страшным сном, чтобы время повернулось вспять… Медленно, очень медленно боярыня Орина стала двигаться к толпе. Слуги сами расступались перед ней, молча, понурившись…

Перед ней неясно, словно в тумане, возник муж. Он отчего-то сидел на земле, и Рута ласково прижалась к нему, как в далеком детстве. Она не спорила с отцом, не вырывалась, хотя на лице ее застыла злоба. Нет, не злоба, скорее — пустота и отрешенность. Мгновение боярыня рассматривала эти две фигуры в изумлении. А затем вздрогнула, руки взметнулись к небу, и раздался пронзительный вопль… Боярыня упала на землю, к дочери… Пальцы лихорадочно гладили шелковую ткань нарядного платья. Безудержные рыдания готовились разорвать сердце… Горе матери было безутешным, и женщина не заметила, как замерло сведенное судорогой лицо мужа. Глаза обратились к небесам, из которых к нему скользнул невидимый всем прочим луч света, и боярин, запрокинув голову, медленно опрокинулся навзничь. Его душа устремилась к этому свету…

От Днепра несся холодный северный ветер, гнал высокую волну на берег, разбивал кромку льда в хрустальную пыль и вздымал вихри над замерзшей землей. Из низких темных туч, плывших по вечернему небу, лил дождь и сыпал снег. Луна укуталась в облако из небесной пряжи и не смотрит, а жмурится. С каждым часом вьюжилось все сильнее, небо смешалось с землей. Мокрый снег сечет лицо. Промозглая стужа кусает щеки и носы, ищет места, чтобы пробраться к желанному теплу. В такую пору каждому не по себе, каждый ищет теплого уголка.

Только Купава не могла вернуться в свой дом. Превозмогая непогоду, сильный конь вынес ее за город и помчался прочь от города по наезженной дороге, над которой уже кружился снег, покрывая путь белым саваном. В памяти девушки всплыла далекая ночь, когда она точно так же пыталась скрыться от сестры-злодейки и ее полюбовника и попала в руки к разбойникам. Было чему ужасаться — леса по-прежнему полны лихих людей, а Купава теперь не одна. Замерзшими руками она держала у своей груди маленького сына, старательно укрывая его от снега и дождя теплым мехом, который набросила ей на плечи матушка. И потому разгулявшаяся вьюга даже радовала Купаву — вряд ли кому захочется в такую непогоду выползать из берлоги в поисках добычи. Нет, пока что ей не стоит опасаться ни диких зверей, ни двуногих хищников. Прочь, подальше от родимого дома!

Поразмыслив, Купава решила, что вряд ли найдет защиту в тереме Предславы. Княжна даже собой сейчас не распоряжается. Того и гляди братец окаянный подарит Предславу тестю своему. Болеслав польский вряд ли простил княжне отказ давний стать его женой. Нет, в Спас-Берестове вряд ли можно спасение и защиту найти. Девушка бесстрашно направила коня прочь от Вышгорода, не зная, куда вынесет ее буланый. Что ж, свет не без добрых людей, кто-нибудь обязательно поможет одинокой страннице.

Ближе к утру вьюга прекратилась, а мороз усилился. Жалея коня и понимая, что без его помощи они с сыном пропадут, Купава давно уже позволила жеребцу сбавить шаг. Когда же дорога сделала крюк и повернула к Днепру, девушка и вовсе приостановила коня на высоком холме над рекой, чтобы оглядеться.

В темном небе висели крупные звезды, отражаясь в ледяных водах Днепра. А вокруг, на сколько хватало взора, и на левом берегу, и на правом, горели костры, а подле них, бряцая оружием, расхаживали воины. Усталость и холод в теле Купавы мгновенно закричали наперебой, уговаривая девушку поспешить на берег, к людям, к желанному теплу.

Но Купава повернула коня прочь. Смерть ходила там, на берегах Днепра, где над небосклоном мерцали большие яркие звезды. Судьба занесла девушку в места, где готовилась страшная битва. Из дальних краев сюда пришли воины Ярослава, и, конечно же, в одном из теплых шатров находится Коснятин, друг милый, друг единственный, кто остался в живых, и единственный, кто мог помочь Купаве. Да только как узнать — на каком берегу стоят войска новгородцев? Нет, придется уехать отсюда, подальше от места, где вскоре прольются реки крови.

Купава осторожно распахнула на груди мех, чтобы взглянуть в личико сына. Уж больно тихо он вел себя, не дай Бог, замерзнет, уснет вечным сном… Но все обстояло благополучно — малыш сладко посапывал, а его толстенькие щеки слегка румянились. Не зря Гуннар гордился ребенком, которого считал своим сыном, поистине — в мир пришел будущий воин, которому все было нипочем — ни тяжелая дорога, ни непогода, и спал он сном богатыря.

Девушка заставила коня повернуть прочь от берега и отправиться дальше по дороге, ведущей невесть куда. Мирный шаг жеребца, тепло, идущее от его тела, усталость и бессонная ночь, бесконечная дорога и темные ветви деревьев неожиданно опустили на веки девушки сонную дрему. Прижимая к себе сына, Купава то погружалась во мрак забытья, то вздрагивала от привидевшегося ужаса и резко пробуждалась.

Ей казалось, что она бредет по какому-то огромному, бесконечному коридору. Вокруг нее взметнулись ввысь огромнейшие деревья, их ветви угрожающе раскачиваются, где-то рядом кричат совы, предвестницы несчастья, и летают огромные летучие мыши. Купава чувствует себя затравленным зверьком. Сердце бешено колотится в груди, хочется ускорить шаг, поскорее вырваться из этого кошмарного леса, Но тяжелые оковы держат ее ноги.

И вот, когда девушка совершенно выбилась из сил, деревья наконец расступились, и она оказалась на краю какой-то поляны, залитой ярким светом. Измученная, Купава прислонилась к дереву, не в силах войти в этот свет …

* * *

Когда забрезжил рассвет, усталый конь остановился у порога старенькой избушки, укрытой под ветвями огромнейшей, почти до неба, мохнатой ели. Купава с трудом сползла на землю, держа сомлевшими руками плачущего сына.

— Тихо, мой хороший… Сейчас будет тепло… и нам помогут…

Дверь избушки со скрипом отворилась, и выглянула седая женщина.

— Кто здесь? — хмуро поинтересовалась она.

— Помогите… — девушка умоляюще подняла глаза на женщину и охнула: — Ласа… это я… Купава…

— Да сохранит тебя… Жива! Скорей заходи…

Ведунья поспешно втянула девушку в дом. Устроив Купаву поближе к огню, Ласа подбросила дров в печку, поставила греть воду и молоко. Девушка, слегка разомлев от тепла, передала ребенка ведунье. Знахарка ловко развязала одеяло и теплые платки, в которые был укутан малыш, и внимательно его осмотрела. Ребенок испуганно таращил ясные глазки, не понимая, где оказался и кто эта незнакомая женщина, что беспрестанно целует его ладошки.

— Сыночек мой маленький… Зареок мой родненький… Теперь мы вместе… Никому тебя не отдам…

Хлопотливая ведунья первым делом накормила малыша и устроила его на полатях у печи. Затем она заставила Купаву раздеться донага, старательно растерла ее какими-то снадобьями, вновь укутала в одежду, согретую над очагом, напоила травяным отваром и уложила подле ребенка спать. И только после того Ласа занялась конем, послушно ожидавшим своей очереди в сенях. Лесная ведунья старательно обтерла его ветошью, осмотрела ноги, достала из дальнего угла заветный мешок с овсом и досыта накормила славного буланого коня. Конюшни у ворожеи не было, и потому она, поразмыслив, решила, что ночь жеребец будет проводить в сенях, а днем вполне может бродить подле избушки на привязи. Обереги от волков Ласа ему в гриву вплетет. А пока что пусть в тепле отдыхает, дело свое он честно выполнил — спас от лиха дорожного хозяйку и ее дитя.