Когда Купава проснулась, тепло уже окончательно выгнало стужу из ее тела. В избушке ведуньи вкусно пахло съестным, и девушка впервые за последний год счастливо улыбнулась.

Ласа не торопилась с расспросами, посчитав, что Купава сама расскажет о том, о чем захочет. Так оно и вышло. Ближе к вечеру, когда в избушке сгустились сумерки, девушка повела свою грустную речь, временами прерывая ее слезами. Когда же ее голос умолк, знахарка долго смотрела на огонь, словно ища в нем совет для своей любимицы.

«Моя бедная девочка… за что боги послали тебе все эти испытания… такая нежная, такая молоденькая…»

— А ты… Как ты здесь оказалась? Неужто конь принес меня обратно к Вышгороду? — спросила Купава, внимательно рассматривая избушку. Все здесь было иным, нежели два года назад.

— От князя окаянного укрылась. Зачастили бродить по лесам вблизи Вышгорода и Киева его люди, а мне с ними встречаться охоты нет. Зло они несут на своих плечах.

— Загляни в даль, расскажи, что ждет меня там… — осторожно попросила девушка, с надеждой заглядывая в лицо ведунье.

— Не стану тревожить судьбу твою. Если дорогу ко мне конь твой нашел, значит, то знак тебе боги дают. Дорога, по которой идешь ты, поворот крутой делает, но спешить по ней не стоит. Так что живи у меня, пока новый знак не появится. Здесь тебя никто искать не станет, да, похоже, в ближайшие дни и вовсе некому тобой заниматься будет.

— О чем ты?

— С утра птицы гомонят, над лесом покоя никому не дают. Не иначе битва страшная близится. Неподалеку отсюда Днепр течет, на берегах его Ярослав со Святополком сразиться порешили. Одним богам ведомо, за кем окажется верх в этой кровавой схватке. И одним богам известно, кто из воинов выживет. Русская земля ныне не та, что прежде. Князь князю не брат, хотя и одного рода. Русь окружена народами разными — ляхи и угры, германцы и чехи, свеи и норманны, печенеги и торки, хазары и ромеи. Но не в них беда для Руси великая, самая тяжкая брань здесь — на земле нашей, где брат идет на брата.

Знахарка перевела взгляд на малыша, тихо уснувшего подле матери.

— Об отце его душа твоя не тревожится? — осторожно спросила Ласа.

— Дня не проходит, как молюсь о том, чтобы душа его покой нашла в мире ином.

— Неужто о смерти его молишься?

— Да что ты! — испуганно вздрогнула девушка и, не сдержавшись, осенила себя крестом, хотя и знала, что ведунье это не по сердцу. — Отец сыночка моего погиб еще прошлым летом…

— Так уверена, что не от варяга дитя родила?

— Отец Зареока — тот, о ком думала все эти ночи и дни. У моего сыночка даже глаза отцовские — словно звездочки ясные. Разве такие у Гуннара были?

— Были? Откуда ведаешь, что всего лишь были?

— Я всего лишь обмолвилась… — а в груди встрепенулось сердце. Хоть и жила в нем обида на Гуннара, но смерти ему девушка вовсе не желала.

— А про любого своего не оговорилась? Сама ему очи закрывала?

— Нет…

— Тогда почто так уверена в смерти его?

— Никто с той поры о нем ничего не ведает, — покачала головой Купава. — Быть может, ты что о нем слыхала? — с робкой надеждой спросила она ведунью.

Ласа задумчиво взглянула на девушку и покачала головой.

* * *

Когда установились морозы и землю укрыл плотный снег, ночную тишину над лесом развеял дальний шум, и к избушке Ласы донесся крик множества людей и приглушенные удары металла о металл. Не удержавшись, Купава вскочила на коня и помчалась в сторону Днепра.

Не успела она выскочить на пригорок, как еще издали увидела яркие огни. Их становилось все больше и больше. Укрывшись за деревом, девушка, кусая губы, наблюдала, как мечутся люди с факелами и мечами в руках, до нее долетали их яростные крики. Вскоре огни растянулись по всему берегу, едва не дотягиваясь до холма, на котором притаилась Купава…

…Долго продолжалось противостояние возле Днепра, который начал сковывать первый лед. Томимые скукой ратники киевские проводили время за игрой в кости и выпивкой. Нередко они отлучались в соседние деревушки в поисках развлечений, благо у многих из них в округе находились родичи и знакомые. Новгородцы также не отличались воздержанием, но сознание того, что они находятся в чужих краях, не позволяло им вести себя столь же разгульно. Северных воинов мучило ожидание, оторванность от близких людей, и было невыносимо думать о том, что в их отсутствие родной Новгород мог повергнуться нападению со стороны любителей богатой наживы.

Терпение новгородцев уже было на пределе, когда вусмерть напившийся сотник Святополков Редезя вздумал осыпать обидными и грубыми насмешками новгородцев:

— Вместо того чтобы здесь штаны сушить да князю своему хромому угождать, домой бы спешили, за женками оставленными присматривали!.. Да разве Ярослав-хромец годен для княжества! Ему бы книжки монашеские перелистывать да церкви строить! Плотник, а не князь!..

Укоры и насмешки довели северных ратников до белого каления, и решили новгородцы в одну из ближайших ночей перейти Днепр. А пока что прокричали они в ответ свои угрозы, пообещав разделаться со всеми, кто не перейдет на сторону мудрого князя Ярослава. Обычные слова перед боем, но все же нашлись предатели в стане Святополковом, которые вступили в тайные переговоры с князем новгородским. И вновь повторилась история: чуть меньше четырех десятков лет назад точно так же предали князя Ярополка люди верные.

Подговорили советники Святополка отправить отряды печенежские, что в союзниках у киевского князя числились, к дальнему озеру — якобы там Ярослав переправу наметил. И той же ночью, когда в стане киевлян по обычаю царило веселье и вино лилось без края, новгородцы тихо переехали через Днепр, прямо напротив шатра Святополка, и напали на беспечного противника. И началась лютая, кровавая сеча, ибо на берегу Днепра невдалеке от города Любеча скопилось множество войска пешего и конного из Киева, Новгорода и прочих земель. Киевский князь сражался храбро, но в эту ночь взошла над ним злосчастная звезда — часть его конницы погибла подо льдом, куда ее загнали новгородцы, а союзники-печенеги, то ли умышленно, то ли неумышленно, но не подоспели вовремя на помощь киевлянам.

* * *

Шум битвы долго оглашал окрестности, а затем установилась тишина.

Тихо было и на поляне возле избушки Ласы. После битвы много воинов рассеялось по дорогам, а потому не стоило бродить по лесу, искушая судьбу. Но через пару дней Купава все же рискнула выйти в лес за хворостом, да, не удержавшись, зашла немного дальше, нежели предполагала. Уж слишком хорошим показался ей морозный денек. Покой и мир царили в лесу, и думалось, что и впрямь на Русь снизошло благословение небес. Жаль только, что не знала девушка, чем закончилась битва между Киевом и Новгородом.

Поднырнув под лапы огромных заснеженных елей, Купава выбралась на опушку леса, где росли молоденькие рябинки. На покрытых инеем ветках алым огнем светились яркие ягоды. Своим неожиданным появлением возле рябин девушка вспугнула птиц, и на землю, укрытую снегом, просыпалась пара гроздей. Присев подле них, девушка не спешила поднимать горькие ягоды, которые показались ей каплями крови… Купава готова была счесть это дурным предзнаменованием, но в сердце отчего-то не было страха, напротив — хотелось подольше любоваться этими рубиновыми пятнышками, ослепительно яркими в искрах чистейшего снега.