— Ту самую куртку, в которой был убийца, когда совершал преступления?

— Да, она вся в крови.

Офицер Футигами подошла к девушке и заботливо спросила:

— Казуми, что с тобой?

— Мне… нехорошо…

Казуми тяжело опустилась на стул. Челка упала на глаза.

— Я просто представила… кровь… Какой ужас… Когда это случилось? В новостях уже говорили об этой находке?

— Думаю, телевизионщики сейчас как раз готовят репортажи о происшедшем для вечерних новостей.

Неподвижным бессмысленным взглядом Казуми уставилась в пространство перед собой. Потом, словно приняв какое-то решение, она быстро поднялась, сделала несколько шагов по комнате, но ноги у нее подкосились — девушка присела и схватилась за голову:

— Мне плохо… Сейчас стошнит…

Тикако склонилась над ней, принялась гладить по спине, ладонью чувствуя сбивчивый ритм дыхания несчастной. Чего бы сейчас не отдали полицейские, чтобы узнать, какие мысли роятся в голове этой хрупкой девушки, какие чувства ее терзают!

Казуми, однако, явно предпочитала держать свои соображения при себе. Она сидела на корточках, тяжело дыша и закрыв лицо руками. Ей нужно было во что бы то ни стало собраться с силами. Тикако хотела предложить ей сознаться прямо сейчас, мысленно убеждала: «Хватит уже! Не надо все еще осложнять! Игра окончена».

Прошло около минуты. Наконец Казуми поднялась, взяла сумочку и сказала офицеру Футигами:

— Мне нужно в туалет.

— Ты помнишь, куда идти, или тебя проводить?

Девушка возмущенно вскинула брови и довольно резко ответила:

— Обойдусь без конвоя!

Казалось, она готова закричать.

Офицер Футигами удивленно уставилась на нее и сделала успокаивающий жест. Осознав свою ошибку, Казуми смутилась:

— Ой, простите.

— Ничего. Дамская комната в конце коридора, за углом, справа.

— Да, я помню.

За дверью раздался удаляющийся неровный стук каблучков.

— Как-то это все жестоко, — пробормотала Футигами, опустив глаза в пол.

Тикако сидела молча и ждала, что еще скажет собеседница, но фраза осталась без продолжения. Поразмыслив, Футигами сказала:

— Прости, кажется, я не должна была этого говорить.

— Да ладно, у меня тоже паршиво на душе от всего этого.

Тикако поднялась, кивнула Футигами и вышла в коридор, услышав, как ее партнерша говорит в микрофон:

— Казуми отправилась в дамскую комнату, детектив Исидзу за ней проследит.

Тикако сегодня специально надела тапочки на резиновой подошве, чтобы можно было передвигаться бесшумно. Единственным звуком, который сейчас нарушал тишину в коридоре, был громкий взволнованный стук ее собственного сердца.

Не дойдя до дамской комнаты, Тикако на всякий случай остановилась возле двери той каморки, в которой Такегами проводил рекогносцировку около часа назад. Прислушалась. Разумеется, в незнакомом здании Казуми вряд ли решилась бы спрятаться за первой попавшейся дверью, но на всякий случай требовалось все проверить. В каморке было тихо. Тикако отправилась дальше.

Туалеты на этом этаже были небольшие. Раковины находились почти у самых дверей, а чуть дальше — пара кабинок. Тикако ожидала найти Казуми в одной из них, но сначала прошла на лестницу проверить, нет ли там девушки. Лестница оказалась пуста, только откуда-то снизу доносился громкий шум голосов. Там — управление дорожной полиции, полно инспекторов в форме, снующих туда-сюда. Вряд ли Казуми решится туда пойти.

Вернувшись к двери дамской комнаты, Тикако прислушалась. Изнутри не доносилось ни звука. Она немного приотворила дверь и заглянула внутрь. Из кабинки справа послышался знакомый голос:

— В любом случае нам не о чем беспокоиться, понял? — Казуми говорила с кем-то по телефону. Она явно спешила закончить разговор, но при этом очень хотела успокоить и приободрить собеседника. — Ты в магазине? Если увидишь новости, старайся держать себя в руках и не показывай виду, что тебя это касается. Говорю тебе, все будет нормально. Обещаю. Понял меня? Ты понял? Послушай, не делай глупостей, пожалуйста. Держись, ладно? — Голос девушки дрожал — она была готова заплакать. — Обещаешь? Полицию я беру на себя, не беспокойся. Они ни о чем не подозревают. Я уверена. Они думают, это сделали те трое. Да, меня сюда вызвали для опознания возможных преступников. — Казуми старалась говорить тихо, но от волнения не могла себя контролировать.

«Это жестоко. Пожалуй, да, — думала Тикако. — Но ведь убиты два человека. Разве двойное убийство — это менее жестоко?»

Если сейчас не принять меры, могут еще погибнуть люди. Тикако вдруг вспомнила тонкие пальчики Казуми, энергично набирающие сообщения… Есть ли другой способ противостоять злобе и ненависти этой девушки?

«Что более, а что менее жестоко?»

Тикако мысленно адресовала этот вопрос Накамото. Она представляла его не лежащим в реанимации без сознания, а таким, каким он был при их первой встрече, когда их представили друг другу в управлении на том совещании, где Накамото впервые озвучил свою теорию. «Браво! — восхищенно подумала она тогда, выслушав его. — Отличный план!» Что изменилось с тех пор?

Убедив себя таким образом в собственной правоте, Тикако аккуратно прикрыла за собой дверь дамской комнаты и отправилась обратно.

— Казуми говорит по телефону, — раздался в наушниках у Такегами знакомый голос Тикако. — Вне всяких сомнений, она рассказывает о случившемся. Все идет точно по сценарию Накамото.

Такегами нахмурился, и все трое допрашиваемых тут же, как по команде, выпрямились и уставились на него.

— Я отправила офицера Футигами проследить за дверью в туалет. Когда они с Казуми вернутся, я дам вам знать.

Такегами развернулся лицом к зеркалу и одобрительно кивнул, а потом сказал Токунаге:

— Свяжись с Тории. Надо сообщить ему, что Казуми Токорода сейчас говорит по телефону.

Тории ответил сразу:

— Это ты, Гами?

— Что там у тебя?

— Объект скрылся в служебном помещении и пока не выходил оттуда. Насколько я понял, ему кто-то позвонил и он ушел поговорить по телефону.

— Ему позвонила Казуми. Из служебки есть другой выход?

— Не беспокойся, все под контролем. В этом магазине стены стеклянные, так что ему негде спрятаться — он от нас не уйдет.

— Смотрите не вспугните его.

— Мы сама незаметность.

— И никакой самодеятельности! Поосторожнее там с ним.

— Гами! — возмутился Тории. — За кого ты меня принимаешь? Я уже многому научился на горьком опыте. Можешь на меня положиться.