— Прекрасные солдаты, — спокойно сказал Марк, окидывая взглядом поле. — Наша дивизия блестяще показала себя в составе вашего 4-го корпуса, так же как и солдаты 5-го. который охраняет южные границы от мерков. Эти тоже станут отличными солдатами, ведь ты их сам учил.

Винсент кивком поблагодарил за комплимент.

— Я слышал, ты хочешь получить один из этих двух корпусов под свое командование, — заговорил Винсент, сразу переходя к наиболее волнующему его вопросу.

— Я хочу принять участие в решающем сражении, — ответил Марк.

— У тебя десять тысяч солдат на юге для противодействия набегам мерков, еще народное ополчение в Риме, в Бриндузии и на Капри и в Метапонтии. Это достаточно большая ответственность, на мой взгляд.

— Один из моих лейтенантов вполне сможет управиться со всем этим. Мы оба знаем, что главное сражение произойдет в Испании. Если проиграем там, проиграем и все остальное.

— Я лучше тебя знаю тактику этой войны, — холодно возразил Винсент. — Кроме того, именно я отвечал за подготовку этих двух корпусов.

— И теперь ты сам собираешься вести их в бой.

— Именно.

— Конечно, ты более сведущ в военной подготовке, — примирительным тоном сказал Марк. — Но вспомни, я был первым консулом еще до того, как они впервые услышали о тебе или о предстоящем сражении с мерками. Это много значит. Все время, когда я не был на юге или не встречался с Эндрю, я проводил здесь, на плацу, вместе с ними. Я смогу повести за собой 7-й корпус, если потребуется.

Винсент сердито посмотрел на Марка.

— У Линкольна тоже были подобные проблемы с генералами-политиками, — обманчиво спокойным голосом сказал он.

Марк рассердился, неожиданно почувствовав себя оскорбленным. Он сжал кулаки, развернулся и зашагал прочь. Штабные офицеры обоих командующих, чуя грозу, отошли подальше. Марк все-таки остановился и повернулся к Винсенту. Его лицо пылало гневом.

— Что с тобой происходит, черт возьми?

— Я хочу победить, и никто не должен мне мешать.

— Будь ты проклят! — взревел Марк.

Винсент вскинул голову и напряженно выпрямился.

— Одна ошибка, — прошептал он, — одна-единственная ошибка, и шесть месяцев обучения, тридцать тысяч солдат и вся война могут быть потеряны.

— А ты не способен на ошибку, в отличие от меня, не так ли? — огрызнулся Марк.

— Мне так кажется.

— А мне нет. Ты всего лишь бездушная кукла. Ты видел слишком много убийств, пролил слишком много крови, и теперь ты лишился души. Теперь ты воображаешь себя воплощением бога Марса в этом мире.

— Мой чин нелегко мне достался. — ответил Винсент.

— По-твоему, мне все легко достается?

— Кое-кто может сказать и так.

— Я вел этих людей за собой еще до твоего рождения, — бросил Марк. — Думаешь, ты видел слишком много смертей? Мне было всего десять лет, когда тугары пришли к нам впервые. В десять лет я видел, как моего лучшего друга утащили на пир Полнолуния, и мой отец, первый консул, ничего не смог сделать. Когда мне исполнилось тридцать и я уже сам стал консулом, я наблюдал, как умирают триста тысяч моих людей. В пятьдесят я готовился снова увидеть это при следующем приходе тугар, но ваши соотечественники разбили их. И еще я знаю, что в случае неудачи под Испанией все мои люди до последнего будут убиты. Так что не надо разыгрывать передо мной закаленного воина. Мне смешно на это смотреть.

Винсент испытал сильнейший приступ ярости. На скулах заходили желваки, руки задрожали от гнева, он ничего не мог с собой поделать.

— Мой Суздальский полк погиб, защищая тебя от твоего же сената и армии в прошлом году, — произнес он срывающимся от злости голосом.

— И я признаю за собой этот долг, — неожиданно спокойно, даже с улыбкой ответил Марк. — Но, сынок, ты слишком много пытаешься на себя взвалить. Огромная ответственность может погубить. Ты выгораешь изнутри. Ты считаешь, что сможешь без содроганий смотреть, как сражаются и погибают в бою эти люди? Я бы не хотел оказаться рядом с тобой, если такое произойдет.

— Я тебе не сын.

— Хорошо, тогда генерал, или божество, или как ты хочешь, чтобы тебя называли!

Марк подошел ближе и хотел было положить руку на плечо Винсента, но передумал.

— Но я разговариваю с тобой как друг, — продолжал он почти ласково. — Мы с тобой живем в одном доме. Я слышу, как смеются твои детишки, и это согревает мне сердце. У меня нет другой семьи, кроме твоей. — Марк отвернулся и помолчал. — А еще я слышу, как плачет твоя жена, слышу ваши ссоры, когда ты пьешь, безуспешно пытаясь уснуть. Я помню, ты был другим до столкновения с карфагенянами. Я часами слушал твои рассуждения о том, как должен быть устроен мир, и даже кое-чему поверил. Благодаря тебе, а не Калину или Эндрю я научился доверять твоим людям. Именно ты, а не ваша армия, убедил меня в том, что мы можем противостоять орде. Ты был честным до наивности. Я не забуду то время, когда ты учил меня, как выгоднее заключить договор с вашей Республикой, чтобы не остаться внакладе. Такую честность некоторые называют безумием, но она была частью твоей благородной души. Ты только что сказал мне, что ты мне не сын. Тебе известно, что мой родной сын умер от оспы как раз перед тем, как ваши лекари научили нас делать прививки.

Марк остановился на секунду, как бы опасаясь наговорить лишнего.

— Ты стал мне вместо сына, твоих детей я считаю своими внуками. Вот о чем я давно хотел тебе сказать.

Винсент ощутил, как им овладевает непонятное смущение и темнота. Промелькнуло воспоминание о распятом на кресте умирающем мерке, о ночных кошмарах, о запруженном телами Нейпере, о безымянных солдатах, умирающих у него на руках, об ужасе нашествия тугар и о первом убитом им человеке.

«Господи, как все это могло со мной случиться?» — подумалось Винсенту.

Он увидел, как дрожат ею руки, и ощутил непреодолимое желание выпить. «Как мог Эмерсон рассуждать об универсальности всех живых существ? — подумал он. — Как он осмеливался утверждать, что дьявол отступит перед силой любви? Притащить бы сюда тех негодяев, что внушили ему эту ложь для маленьких детей!» Готорн почувствовал непереносимо отвращение к самому себе. Его стало тошнить и это несмотря на то, что их разговор происходил при свете дня, и он не был одурманен алкоголем. Стоял солнечный полдень, его окружали солдаты — созданная им самим армия, предназначенная для победы над этим миром.

Дрожь в руках наконец исчезла, Винсент снова увидел перед собой лицо Марка.

— 7-й корпус — твой, — прошептал Готорн. — Но упаси тебя Бог погубить их, не забрав с собой достаточное количество мерков.

Винсент отвернулся от Марка и ушел, не увидев сердитого и одновременно озабоченного взгляда Марка.

Кар-карт Тамука сидел и молча наслаждался зрелищем пожара.