вообще существует в природе, делает человека опасным как для самого себя, так и для окружающих.

– Это каким же образом? – озадачился Морис.

– Элементарным. Абсолютно нормальным может быть только робот, равнодушная машина без чувств и эмоций. По-моему, это страшно.

Подумав, Миндаугас ответил:

– Я думаю, что вы правы. Тем более что так же, насколько мне известно, считает и Маск.

– Вот и хорошо, – констатировала Мирослава.

– В таком случае расскажите мне, что вам удалось узнать от Сапунова Юлиана Дмитриевича.

– Сапунов, по поручению Лидии Ильиничны, следил за Кукушкиным, – проговорила она, нахмурившись.

– Значит, парень чем-то себя выдал и вызвал подозрение у своей любовницы.

– Выходит, – согласилась Мирослава, – я вообще уверена, что он был неопытен в искусстве конспирации.

– Сапунов успел передать доказательства неверного любовника Ревякиной?

– В том-то и дело, что успел.

– Плохо дело. Это ещё один гвоздь в крышку гроба Кукушкина. Шуре скажете?

– Пока нет.

– А вдруг… – начал Морис.

– Будь другом, – прервала его Мирослава, – не грузи меня своими «вдруг».

– Хорошо, не буду, – улыбнулся он. – А порадовать себя вы мне разрешите?

– Смотря чем, – насторожилась она, – если радость заключается в том, что к нам сегодня на ужин пожалует сам Наполеонов, то лучше не надо.

– Нет, – рассмеялся Морис, – Шура сегодня не приедет.

– Тогда что же?

– Вы знаете о том, что сестра Лидии Ильиничны Реваковой, Светлана, владеет в Италии отелем?

– Нет. Её дочь мне ничего об этом не говорила.

– А вы спрашивали её?

– Честно говоря, нет. Почему тебя заинтересовал её отель?

– Меня заинтересовал не отель, а возможность связаться через сайт отеля с сестрой убитой.

– Я что-то упустила? – спросила Мирослава.

– Да! Вы ведь хотите знать фамилию мужа Лидии Ильиничны?

– Ещё бы!

– Так вот, я написал Светлане письмо, и она ответила мне. Как ни удивительно, но она помнит и фамилию, и имя мужа своей сестры!

– Ты гений!

– Да, это случается со мной иногда, – ответил он, напустив на себя скромный вид.

– Морис! Не маринуй меня!

– И не собирался. Мужа Лидии Реваковой зовут Олег Данилович Постаков.

– Она не сказала, чем он занимается, вернее, занимался?

– Нет, вы слишком много хотите от женщины, которая не один десяток лет не общалась со своей сестрой.

– Ты прав. Чулкова говорила, что муж ушёл от Реваковой к более молодой и женился на ней.

– Что это нам даёт?

– В общем-то, ничего. Но интуиция подсказывает мне, что Постаков по-прежнему проживает в этом городе.

– Светлана сказала, что бывший муж сестры был на пару лет старше её.

– Уже что-то.

– А вы не думаете, что Ревакова могла попросить Сапунова следить не только за сестрой, но и за бывшим мужем?

– Уверена, что нет.

– Почему?

– Не думаю, что Ревакова была мазохисткой.

– При чём здесь это?

– При том, что информация о бывших, особенно если она положительная, растравляет душевные раны похлеще соляной кислоты.

– Тоже верно, – согласился Морис. – Но нам пригодится любая информация о нём. Как будем искать?

– Это по твоей части, – подмигнула ему Мирослава.

– Хорошо, я постараюсь, – пообещал он.

Глава 20

Мирослава долго ломала голову, за что бы ещё зацепиться. Все прежние ниточки оказались непрочными и оборвались сами собой.

Зато версия Наполеонова её же стараниями превращалась в прочный канат. Это ей совсем не нравилось, и она решила навестить следователя, съездив к нему на работу.

Наполеонов обычно не радовался её неожиданным визитам. Он предпочитал дружить с ней на её территории или хотя бы на нейтральной. Когда же она приезжала в Следственный комитет, он подспудно чувствовал, что ей чего-то от него надо, и ждал подвоха. Нет, конечно, всё, как правило, заканчивалось раскрытием очередного сложного дела, и все лавры доставались ему. Но сам процесс её обхаживания и выжимания из него необходимой детективу информации не доставлял ему особого удовольствия. Но и выскользнуть из её цепких когтей он не мог да и, чего скрывать, не очень-то и старался.

Вот и на этот раз она свалилась как снег на голову, не позвонив, не предупредив. Он даже подготовиться не успел, а она тут как тут! И голос у неё сладкий и умиротворяющий:

– Как поживаешь, Шурочка?

– До того, как ты вошла в мой кабинет, поживал просто превосходно! – ляпнул он.

– Что же изменилось, солнышко? – И не дала ему ответить: – Я тебе штрудель яблочный от Мориса принесла.

– И где он? – вырвалось у Наполеонова.

– Кто? Морис? – притворилась она непонимающей.

– Штрудель! – рявкнул Шура голосом, полным нетерпения.

– Штрудель здесь, со мной.

– Так вытаскивай его скорее! – И, уже обращаясь по громкой связи к секретарю Элле Русаковой: – Элла! Не в службу, а в дружбу, налей пару чашек чая.

К тому времени, когда Русакова принесла чай, Мирослава уже нарезала штрудель и один кусочек, положив на тарелку, протянула девушке:

– Попробуй, Элла! Потом скажешь, понравилось ли тебе. Морис решил опробовать новый рецепт.

– У него по любому рецепту получается вкуснятина! – искренне выпалила Элла.

Когда девушка оставила их наедине, Наполеонов спросил:

– Ты же не из-за штруделя пришла?

– И из-за него тоже, – не моргнув глазом ответила Мирослава.

– Так я тебе и поверил, – проворчал следователь и запихнул в рот здоровенный кусок штруделя, который сразу же запил горячим чаем.

– Шур! А что у тебя там с делом процентщицы? – спросила она как бы вскользь.

Но Наполеонов держал ухо востро и, вытерев руки влажной салфеткой, спросил:

– А тебе зачем?

– Интересно…

– Знаю я твои интересы! Опять моё одеяло на себя тянешь!

Мирослава, глядя на его рассерженное лицо, не выдержала и рассмеялась:

– Не злись.

– Тогда хватит водить меня за нос! Колись! Вы с Миндаугасом влезли в это дело?

– Немного, – призналась она, – с самого краешка.

– Ну и зря! Ничего у вас не выйдет! Кукушкин уже по самую макушку утонул в этом деле! – Шура бросил на подругу торжествующий взгляд.

«Зря радуешься, – подумала она, – вытащим мы из болота Виталика Кукушкина за его вихры. Чего парню зря на зону отправляться? Нехорошо, конечно, сидеть на чужом горбе. Однако это уголовно не преследуется».

– Шур! А тебе не жалко парня? – спросила Мирослава.

– Чего мне этого пройдоху жалеть? – ощетинился Наполеонов. – Убил, так пусть расплачивается.

– Не убивал он её, – обронила Мирослава тихо.

– Как бы не так! Все улики против него!

– Какие улики? – быстро спросила Мирослава.

– Тайна следствия! – отрезал Наполеонов.

– Нет у тебя никаких улик, – проговорила она, надеясь раззадорить его и хоть что-то узнать.

Но Наполеонов упорно молчал.

– Между прочим, – напомнила она, – ты говорил, что следов, указывающих на преступника, не обнаружено.

– Он был в перчатках! – запыхтел, как ёжик, Наполеонов.

– И в калошах, – усмехнулась