Многим пишущим людям Марк Твен помог избавиться от «неузнанности» – и старался пристроить их произведения в газеты, журналы, издательства. А кому-то и другим способом. Например, вот так: Марк Твен был другом бывшего президента США Улисса Гранта и в 1885 опубликовал его мемуары. Они стали бестселлером и спасли вдову Гранта от нищеты, угрожавшей ей после смерти мужа, который пытался быть инвестором и вложил все деньги семьи в неудачные проекты.

А как помочь начинающим? Кроме «пристраивания». Когда хочется заниматься литературным творчеством – но страшно начать!

«Секрет для того, чтобы добиться чего-то – начать».

Это так просто и так гениально! Но как сложно взять да поступить так! А потом жить, следуя этому совету… Но именно этому девизу следовал сам Марк Твен на протяжении всей своей жизни. Это фраза поддерживала и помогала ему в различных сферах его деятельности, в том числе и в сочинительстве.

Дальше снова совет от коуча (или психолога творчества) Марка Твена:

«Секрет неуклонного движения вперед в том, чтоб сделать первый шаг. Секрет первого шага в том, чтобы разбить сложные, кажущиеся неодолимыми задачи на простые и осуществимые и начать с самой первой».

Если вникнуть в эти простые фразы и следовать им вопреки своим порокам и психическим травмам, тянущим каждого человека назад, можно сделать значительно больше – лишь каждое утро повторять девиз Марка Твена: чтобы начать, разбей сложную задачу на простые части и начни решать первую!

Но это все техническая сторона вопроса. Главное же для Марка Твена заключалось в сути того, что люди пишут. Поэтому он настоятельно советовал:

«Писать для развлечения публики, быть может, и похвально, но есть дело, несравненно более достойное и благородное: писать для поучения и назидания, для подлинной и реально ощутимой пользы человека. Именно ради этого я и взялся за перо».

«Если вы не читаете газет – вы плохо информированы. Если вы читаете газеты – вы дезинформированы».

Самому Марку Твену повезло – семья понимала и поддерживала его в писательском труде, создавала режим наивысшего благоприятствования. И жена, и дети благоговейно относились к его писательскому труду. Сестра жены, в поместье которой они как-то жили, даже приказала выстроить для писателя отдельный мини-домик. Туда Марк Твен уходил, там запирался, курил, творил… Многие авторы, кстати, выбирают для длительной работы над рукописями маленькие закрытые пространства – видимо, их атмосфера способствует творчеству, заставляет максимально концентрироваться на себе, чувствовать некую утробную защиту, отгороженность от мира.

Ну так вот это Марку Твену везло с пониманием в семье, с высокой оценкой (правда, старший брат Орион очень долго не придавал значения творчеству талантливого Сэмюэла. Владея печатным изданием, не платил брату жалованья – хотя именно его искрометные статьи поднимали тиражи и вызывали у читателей жгучий интерес. Есть вероятность, что все Орион прекрасно видел, талантливые статьи оценил по достоинству, просто – завидовал). Большинство же, особенно начинающих авторов, семьи и ближайшее окружение зачастую не поддерживает.

«Гений – во всяком случае, литературный гений, – не может быть открыт своими близкими; они слишком близки к нему и поэтому видят его не в фокусе, не в состоянии верно оценить его пропорции, не могут заметить, насколько его размеры превышают их собственные».

Марк Твен носится с начинающими писателями, но очень хорошо понимает, что некоторым помочь невозможно. Помочь стать талантливее, помочь заставить себя писать как-то иначе, помочь отыскать какой-то небывалый ресурс:

«Да, Агассис действительно рекомендует писателям есть рыбу, потому что фосфор, который в ней имеется, развивает мозги. Тут вы не ошиблись. Но я не могу помочь вам установить необходимую для вас минимальную норму рыбы, – во всяком случае, затрудняюсь определить ее с абсолютной точностью. Если присланное вами сочинение – типичный образчик вашего творчества, то пара китов – это, пожалуй, пока все, что вам требуется».

Марк Твен с юмором писал о том, как он начинал когда-то свою творческую деятельность. А в те самые первые годы все было по-серьезному. Юный Марк Твен (Сэмюэл тогда еще, конечно, Клеменс) очень хотел работать, его креативный ум бурлил этим самым креативом. Трудолюбивый талантливый мальчик хотел, чтобы всем было весело – уже в этом проявлялся его подход к творчеству. И поступал он примерно так, как (естественно, сгустив краски и применив прием типизации) описал впоследствии:

«В 13 лет я был удивительно смышленый ребенок, просто на редкость смышленый, как я тогда полагал. Именно к этому времени относятся мои первые газетные писания, которые, к моему великому удивлению, имели сенсационный успех в нашем городке. Нет, право, все обстояло именно так, и я был страшно горд этим. В то время я был учеником в типографии, и, я сказал бы, многообещающим и целеустремленным учеником. В один счастливый летний день мой дядя[7], который пристроил меня в своей газете (еженедельник «Ганнибал джорнел», подписная плата 2 доллара в год, и 500 подписчиков, вносивших подписную плату дровами, капустой и не находящим сбыта турнепсом), вздумал на неделю уехать из городка. Перед отъездом он поинтересовался, сумею ли я самостоятельно выпустить один номер газеты. Еще бы! Разве не хотелось мне проверить свои силы?!

Редактором конкурирующей газеты был некто Хиггинс. Незадолго до этого ему так подставили ножку в сердечных делах, что однажды вечером один из его друзей нашел на кровати бедняги записку, в которой Хиггинс сообщал, что жизнь стала для него невыносима и что он утопился в Медвежьем ручье. Бросившись к ручью, друг обнаружил Хиггинса, пробиравшегося обратно к берегу: он все же решил не топиться.

Несколько дней подряд весь городок переживал это событие, но Хиггинс ничего не подозревал. Я решил, что это как раз то, что мне надо. Расписав всю эту историю в самых скандальных тонах, я проиллюстрировал ее мерзкими гравюрами, вырезанными большим складным ножом на оборотной стороне деревянных литер. На одной из них Хиггинс, в ночной рубашке и с фонарем в руке, вступал в ручей и измерял его глубину тростью. Я был глубоко убежден, что все это невероятно смешно, и не усматривал в своей писанине ничего неэтичного. Довольный содеянным, я стал выискивать другие объекты для своего остроумия, как вдруг меня осенило: я решил, что будет совсем неплохо обвинить редактора соседней провинциальной газеты в преднамеренном мошенничестве, – вот уж он у меня попляшет, как червяк на крючке!

Я осуществил свою идею, напечатав в газете пародию на стихотворение «Похороны сэра Джона Мура», и должен сказать, что эта пародия не отличалась особой