Стратегия британского премьера базировалась на трех китах, берущих свое начало в Первой мировой войне. В 1918 году кайзеровская экономика не выдержала прессинга военного времени и не позволила немцам продолжать боевые действия. Черчилль считал, что аналогичный сценарий произойдет и на этот раз. Его поддерживали в Комитете начальников штабов и в Министерстве экономической войны, полагая, что разрушение нефтяных хранилищ, коммуникаций и промышленности подорвет экономику противника, и Третий рейх не сможет продолжать воевать.

Второе стратегическое положение исходило из понимания того, что ресурсов британской армии недостаточно для полномасштабного противостояния Германии. Поэтому Черчилль решил сконцентрировать удар по более слабому противнику — Италии, вернее, по колониальным интересам империи дуче в Северной Африке. В своем роде это была домашняя заготовка. О важности Средиземноморья и возможном столкновении с Италией в этом регионе Черчилль начал размышлять еще до начала войны. В октябре 1938 года он поделился своими соображениями с Энтони Иденом, а в марте 1939-го подробно изложил свои взгляды в отдельном меморандуме, направленном премьер-министру Невиллу Чемберлену.

У периферийной стратегии было много противников. Еще в прошлой войне, осуждая инициативы Черчилля в отношении высадки на побережье Галлиполи, бывший начальник Имперского генерального штаба Генри Вильсон указывал, что для завершения войны «надо бить немцев, а не турок». По мнению военачальника, «вся история учит нас, что операции на второстепенных и маловажных театрах военных действий не оказывают влияния на главном фронте, лишь ослабляя задействованные на нем силы». Черчилль не соглашался с Вильсоном в годы Первой мировой войны. Не согласился бы он с ним и спустя четверть века. Его интересовали не только сражения в Ливии, и не столько поражение Италии. Он возлагал большие надежды на Восточное Средиземноморье, рассчитывая объединить против Германии силы Югославии, Болгарии и Турции. Кроме того, он стремился сохранить контроль на Среднем Востоке, заботясь о жизнеспособности Британской империи.

Третьим оплотом Черчилля в отношении победы стали союзники. Он не разделял британскую стратегию времен Первой мировой войны, считая ошибкой отправку на европейский театр военных действий миллионов солдат. Он настаивал на возвращении к традициям XVIII и XIX веков, когда Англия вела войны, опираясь на континентальных союзников, предоставляя со своей стороны финансовые ресурсы и военно-морской флот для экономической блокады противника. На этих же принципах во второй половине 1930-х годов были основаны его предложения по укреплению Королевских ВВС и флота, но не армии. Эти же принципы были заложены в основу англо-французского альянса 1939–1940 годов, предполагавшего использование британских экспедиционных сил лишь на первом этапе, с последующим изменением формата британской помощи в сторону усиления блокады и бомбардировок. После краха французской армии британские стратегии были вынуждены в срочном порядке разрабатывать новые планы. Учитывая инерционность, свойственную процессам подобного рода, изменение происходило медленно, и на первых порах британцы продолжали следовать устаревшим установкам.

Так к блокаде и бомбардировкам добавился паллиативный элемент — ведение на территории оккупированной Европы партизанской войны. В начале июня 1940 года Черчилль приказал Исмею «подготовить ряд операций для специально обученных войск». От спецназа требовалось проводить на оккупированных противником территориях «политику безжалостного уничтожения и немедленного исчезновения». На следующий месяц было создано знаменитое Командование особыми операциями (SOE— Special Operations Executive) с не менее известным поручением от британского премьер-министра: «Воспламените Европу!»

К слову заметим, что в «Их звездном часе» Черчилль не только не приводит свое письмо Исмею, но даже не упоминает о SOE. Чем руководствовался автор, обратившись к фигуре умолчания? Возможно, все дело в низкой эффективности, которую удалось достичь десантно-диверсионным группам. Возможно, он не хотел возобновления старых споров. Многим SOE не нравилось, его считали «мошенническим, безответственным, коррумпированным» подразделением. Возможно, рассказ о SOE противоречил формату изложения. Черчилль хотел показать читателям, что никогда не сомневался — победа над Германией может быть достигнута исключительно успешной сухопутной операцией, предполагающей, в том числе, высадку британских войск на континент. Летом же 1940 года он был далек от этих мыслей.

Теперь что касается привлечения союзников. Утром 18 мая Рандольф навестил своего отца. Он нашел его спальне. Черчилль стоял около умывальника и брился.

— Садись, дорогой, почитай газеты, пока я закончу бритье, — сказал премьер.

Рандольф сел и начал просматривать газеты. Через несколько минут Черчилль произнес:

— Мне кажется, что я нашел выход.

— Ты имеешь в виду, что мы можем избежать поражения или что мы можем уничтожить негодяев?

— Разумеется, я имею в виду, что мы можем их уничтожить, — ответил Черчилль, споласкивая бритву.

— Что ж, я только за, но я не понимаю, как нам это сделать, — вымолвил Рандольф.

Черчилль вытер лицо и, повернувшись к сыну, решительно произнес:

— Я втяну в войну Соединенные Штаты.

В тот же день он направил Рузвельту небольшую телеграмму, которая завершалась следующими словами: «Если американская помощь сыграет свою роль, она должна быть доступна как можно скорее». Узнав от британского посла, что США не торопятся передавать даже старые эсминцы, Черчилль подготовил на следующий день развернутую телеграмму, выдержанную в более откровенном и эмоциональном тоне. Он заверил президента, что, пока он возглавляет правительство Его Величества, Британия будет биться до конца, но если после поражения он будет смещен, его преемники могут заключить с Гитлером перемирие, и тогда объединенная мощь британского и германского флота будет направлена против США. Обращаясь к Колвиллу, Черчилль распорядился: «Вот телеграмма для этих чертовых янки. Направь ее сегодня ночью». Колвилл выполнил указание, передав документ первому секретарю американского посольства Хершелю Джонсону (1894–1966). В полтретьего ночи Колвилла разбудили, сообщив, что премьер-министр решил еще раз проверить текст и попросил приостановить отправку. Прочитав документ, Черчилль не стал менять ни слова.

Примечательным в обращениях Черчилля к американскому президенту является то, что, продолжая оставаться до поры до времени в плену ошибочных представлений о победе над Германией посредством блокады и бомбардировок, британцы рассчитывали на скорейшую помощь США в формате «полной экономической и финансовой поддержки», включая поставки кораблей, самолетов, вооружения, вспомогательных материалов, но только не экспедиционных сил. Отправка Соединенными Штатами войск рассматривалась Лондоном как «нежелательная». Когда в июле 1940 года Окинлек озвучит журналистам потребность в американских солдатах, он незамедлительно получит отлуп со стороны премьера, заметившего, что подобные заявления не только играют на руку изоляционистам, но и противоречат собственным высказываниям Черчилля, уверявшего, что «нам не нужны американские войска в этом году, не нужны они и в следующем, как и в любом другом году». «Мы не нуждаемся в ваших солдатах, дайте нам пушки, и мы закончим работу», — заявил Черчилль Джеймсу Конанту (1893–1978) в марте 1941 года, повторив знаменитый призыв из своего последнего выступления по радио. В Лондоне опасались, что в случае прибытия американских войск на Туманный Альбион Британии также придется выделить соизмеримые оказанной помощи человеческие ресурсы, что означало втягивание в континентальную войну и противоречило преобладающей в то время доктрине. Черчилль в очередной раз подтвердил эту логику, заметив в середине июня 1940 года в очередном послании Рузвельту: «Когда я говорю о вступлении Соединенных Штатов в войну, я, конечно, не думаю об отправке экспедиционных сил».