Заметив эту неловкость, Татьяна, посмотрев на них недетскими глазами, тихим голосом позвала:

– Михаил, наклонитесь ко мне.

Почти касаясь губами его щеки, девочка зашептала:

– Миша, милый… Миша, я вижу – вам очень нужно идти, и вы не знаете – что делать… Не беспокойтесь… Я не маленькая, я буду ждать вас. Только пообещайте, что вы вернетесь…

Легкое детское дыхание согревало его щеку. У Михаила от нежности к этому юному доверчивому существу, от недетской интонации, звучавшей в словах этого ребенка, до боли сжалось сердце. Он порывисто прижал голову Тани к своей щеке, поцеловал ее и горячо – так, что слезы навернулись у него на глазах, – прошептал:

– Жди меня. Клянусь – я не оставлю тебя.

Затем, превозмогая себя, резко встал и сказал, как отрезал, немного устыдившись своей нежности перед товарищами:

– Жди на следующую ночь, под утро. Из дома – ни шагу. Это опасно! – и, кивнув друзьям, добавил: – Пошли!

Только под утро, переговорив с Храмовцевым и уточнив все детали операции, успев заскочить к двум офицерам, с которыми их познакомил дед Татьяны, и предупредив обо всем их, – только тогда они попали к себе на квартиру. Здоровый молодой сон тут же навалился на них. Нужно было хорошо отдохнуть – завтрашняя ночь могла быть полна любых неожиданностей.

Все было готово к началу операции. Чтобы снять все возрастающее напряжение, ребята под руководством Михаила, легко размявшись и проделав соответствующие каты, занялись медитацией. Медленно пришли успокоение и уверенность в благополучном исходе.

В 19.30, перед посещением Чернова, Михаил, оставив своих напарников в приемной, зашел в кабинет-мастерскую старого ювелира. Это было слабое звено в их тщательно разработанном плане, но Михаил рассчитывал на характерную национальную черту, присущую евреям. Жизнь и благополучие своих близких они ставят превыше всего. Кроме того, Натан Иммануилович уже сидел на крючке у Храмовцева, передавая ему информацию. Три заветных цифры, являющиеся первой половиной кода сейфа, и код входа в хранилище – существенно сокращали время кропотливой работы.

Прочитав записку от жены и дочери, ювелир достал спички и тут же сжег ее. Повернувшись к Михаилу, он спокойно спросил:

– Чем могу служить, молодой человек?

«Выдержка у старика – железная», – подумал Михаил и выложил ему свои требования. Предвидя вопросы, он тут же сказал, что его родные уже изъяты у Храмовцева и находятся в относительно благоустроенном подвале, и что в конце операции они будут выпущены, а ему (Мацкевичу) через них передадут драгоценности, которые помогут пережить это смутное время и в дальнейшем – открыть свое дело.

– И еще: вы, Натан Иммануилович, после смерти Чернова можете спокойно покинуть это здание. Кроме него, вас здесь никто задерживать не будет… А он сегодня умрет, – жестко добавил Михаил.

Не раздумывая более, старик назвал три заветные цифры и код замка от входа в хранилище, после чего Михаил, не прощаясь, вышел из кабинета. По пути в приемную он напевал арию Германа из «Пиковой дамы», которая, созвучно полученным цифрам, вертелась у него в голове:

– Три карты, три карты…

Не успел он войти в приемную, где ждали его товарищи, как Чернов вызвал их к себе. Михаил только утвердительно кивнул головой, отвечая на вопросительные взгляды друзей.

Чернов, торопливо складывая какие-то документы в сейф, пожаловался:

– Устал как черт! Сутки практически не спал… Сейчас сменю с вами караул в хранилище и домой – на боковую…

Сообщив Муравьеву, которого он назначил старшим, пароль и отпустив секретаршу, также почти сутки не покидавшую приемную, он отметил у начальника караула смену поста и направился ставшими уже под вечер безлюдными коридорами наверх, в хранилище.

Отправив сменный караул отдыхать и дав последние наставления, он уже собирался на выход, предвкушая долгожданный отдых, когда в лоб ему уткнулось холодное дуло нагана, а сзади его руки сжал горообразный Лопатин.

Не обращая внимания на удивление и страх Чернова, написанные на его лице, Михаил бесстрастно, не произнося ни слова, извлек из его кобуры револьвер и обшарил карманы. Ключи от кабинета и сейфа, обнаруженные в них, он бросил Блюму. Действия друзей уже заранее были расписаны по нотам, поэтому Блюм молча направился в кабинет начальника, где собирался, воспользовавшись ключами, уничтожить их личные дела. После пребывания в комиссии от их посещения не должно было остаться никакого следа. Фантомы, и точка.

Михаил с Лопатиным, подталкивающим еле передвигающегося на ставших вдруг ватными ногах Чернова, с лицом, перекошенным злобной усмешкой, двинулись, лязгая затворами железных клеток, прямиком к хранилищу.

Здесь издевательская усмешка казначея сменилась изумлением, когда Михаил, играючи набрав код, распахнул дверь в святая святых. Следом за Михаилом, влетев от пинка Лопатина в распахнутые двери и растянувшись на каменном полу, он, очнувшись от шока, угрожающе заговорил:

– Щенки… сейф вы не откроете… Шифр я вам не дам, иначе меня грохнут!.. Не вы, так другие… А на взрыв сбежится охрана… Вы даже выйти из здания без моего разрешения вечером не сможете – вас, дураков, задержат на любой из двух проходных… Самоубийцы… Лучше подумайте: как, сохранив мне жизнь, при моей помощи выбраться отсюда… – Сергей Яковлевич был рационалист, он начал торговаться.

– Ты все равно сдохнешь здесь и сейчас, сволочь… И сдохнешь мучительно, – бесстрастно сказал Михаил и добавил, обращаясь к Лопатину: – Саша, заткни ему пасть. Мешает работать.

– За что?.. – успел только крикнуть всероссийский мародер, как его рот уже был забит кляпом.

Достав стетоскоп, Михаил приступил к работе. Устанавливая первые три из шести цифр, он запоминал характерные щелчки, которыми отзывался запорный механизм сейфа на показания цифр шифра. Около получаса ему понадобилось на то, чтобы, манипулируя тремя первыми рычажками, определить и запомнить эти звуки. Затем, представив себя (как это ни смешно) в виде огромного настороженного уха и снова приставив стетоскоп к сейфу, Михаил стал передвигать три оставшихся рычажка. Весь мир для него сконцентрировался на этих звуках; вся остальная вселенная для него просто на какое-то время перестала существовать.

Лопатин же, пригрозив огромным кулаком Чернову и пообещав пришибить его, если он издаст хотя бы единый звук, вышел из комнаты. Поджидая Блюма, он собирал из принесенных отдельно частей арбалет, складывал веревки и металлические кольца с петлями на них.

Через час появился взволнованный Саша Блюм и сообщил, что, закончив работу, при выходе из кабинета он нарвался на начальника караула Колбасова, у которого вместо мозгов в голове, наверное, есть только устав караульной службы. Чудом заманив этого придурка в кабинет, пришлось его ликвидировать.

– Часа два его не хватятся, так как он в это время ходит по всему зданию – проверяет посты. А потом начнутся поиски, – закончил Александр.