— Араави спешит и желает одолеть путь за семь дней, — так сказал людям Ноир.

Владыка не вмешивался в дела своего хранителя. Он давно и твердо уверовал: этот сирена служит именно храму и никому более. Зачем же его унижать, поправляя по мелочам и прилюдно? Конечно, семь дней — очень мало. Течение здесь сложное, мелкие островки и мели натыканы так, что даже с наилучшими гребцами и опытным рулевым не разогнаться. Погода тоже не радует, как и ветер. Но стараться гребцы просто обязаны, потому что покинуть воды восточной ветви важно в кратчайший срок. Да и на Гоотро теперь, судя по всему, неладно. Посох обжигал руку, как щупальце медузы. Посох, вздумавший общаться с владыкой, буквально кричал: беда! Где-то на Древе готовится большое дурное дело… Далеко отсюда не дотянуться и не вмешаться. Роол долго ворочался, стараясь, как он в шутку говорил лекарю, поймать покрывалом ускользающий сон. Ровный ритм гребли утомлял, тревожил. Плеск воды казался настороженным. Даже наступивший недавно выгодный штиль после порывистого встречного ветра не радовал. Роол отчаялся переспорить старость, дергающую жилы на ногах, и позвал Тоими:

— Лечить обучен?

— Да, о… То есть владыка.

— Ноир учил? — подозрительно уточнил Роол.

— Он.

— Хороший наставник, согласен? Напой мне спокойный сон, малыш. У тебя вообще-то есть обычный голос, собственный, интересный и без капли божьей?

— Есть, хотя его не развивали. Я не знаю ладов и певческого канона, — смутился сирена. — Но я помню еще по раннему детству три колыбельные. Я напел, и жена Ноира научила меня, как поправить голос, я стараюсь уже целый год. У него очень добрая жена… Простите, я отвлекся. Одна песенка — про белого дельфина, вторая — про ночной цветок и последняя — про одинокую чайку.

— Тогда пой, — разрешил араави, растирая лоб тыльной стороной ладони, — пой про дельфина. Странно, не знаю этой колыбельной. Если понравится, выучу.

— Конечно, только я всегда могу сам спеть…

— Да? А ты уверен, что я допущу тебя петь моей дочурке? — усомнился араави. — Тем более так сразу. Сперва надо убедиться, хорош ли голос, это самое меньшее.

— Меня однажды похвалил ваш распорядитель церемоний, — гордо сообщил ученик Ноира. Заморгал и смущенно добавил: — То есть он отругал и велел учиться как следует.

— Он всех ругает, тут важнее, что все же и похвалил, — усмехнулся араави. — Двигайся ближе, я тебе скажу важное. Ты ведь наверняка часто спрашивал себя: зачем хранителю такого старого араави понадобился ученик? Наш скрипучий Роол ведь вот-вот отправится в пучину, на суд богини Сиирэл.

— Как можно, — неуклюже соврал Тоими. Он, конечно, думал о своей участи при новом владыке…

— Я хотел, чтобы у моей девочки был хранитель, — прошептал Роол. — Обязательно с красивым голосом. Так что пой, малыш, это очень важно.

Тоими просиял, кивнул, уселся поудобнее и даже прикрыл глаза, чтобы не отвлекаться. Он стал тихо и бережно выводить мелодию. Колыбельную Роол знал, но не в этом звучании. Он нашел исполнение весьма интересным. Сон подхватил утомленное тело и закачал на волнах дремоты. Там нашлось место и белому дельфину, и двухлетней дочери, и… Ноиру?

Владыка со стоном открыл глаза. По-прежнему ночь! Жалкие и недостаточные часы отдыха не позволили распрощаться с головной болью. Зато времени хватило, чтобы одна узкая быстрая лодка без тооло нагнала араави.

— Ты бы не разбудил меня без причины, — покорно вздохнул Роол.

— Помните, я говорил вам о шторме и упоминал вплетенный в ветер голос сирены? — быстро прошептал Ноир. — Опять! Это не здесь, а далеко на западе, но я подумал, что вы должны знать. Тоими тоже слышит, и еще двое. Я опросил тех, кто имеет каплю божью, на нашей лодке и всех прочих рядом.

Роол осторожно погладил посох кончиками пальцев. Вскрикнув, он отдернул руку. Какие там медузы! На сей раз в ладонь, кажется, вошли все шипы плавника самой ядовитой коралловой рыбины… Ощущение не ослабевало, но араави нехотя, жмуря глаза от боли, накрыл посох всей ладонью. Странное дело: стало легче. Вместо невнятной и сводящей с ума пульсации возникло иное ощущение. Коралловый владыка словно бы излечился от глухоты и теперь разбирал «речь» посоха во всех деталях. Сами воды пульсировали в коралле и отдавали ему знания… Там, куда указывала рука Ноира, на западе, гудел ветер. Он рвал ровное покрывало ночного моря, сбивал его в высокие беспорядочные складки волн. Вода сопротивлялась чужой воле с каким-то яростным остервенением. Пена взлетала, норовя ощупать все ближние берега и скалы, искала сирену, подло использующего силу капли божьей против самой же богини. «Губитель», — так ревел океан… И, обманутый, рвался к лодке, указанной ему жезлом. Владыка плотнее сжал посох, стараясь хоть ненадолго придержать бурю, дать время гребцам и рулевым. Он отчетливо ощущал море вокруг лодок. Совсем рядом — скалы, если не усмирить волны — не будет у сидящих в лодках и слабой надежды уцелеть…

Владыка уже проваливался в темную глубину небытия, исчерпав силы, когда ветер на мгновение усомнился и дрогнул. Какой для гибнущих смысл в этой ничтожной отсрочке? Роолу казалось, что он тонет. Мрак все густел, давил темным холодом. Побеждал и праздновал свое неправедное всемогущество… Когда в воду упала алая, как кровь, бусина коралла, шторм испуганно свернулся в узор общей раковины, сплетенные ладони волн сами же и перенесли через опасные скалы лодку, готовую разбиться. Ветер, на миг стихший, встрепенулся и взвыл со злобным торжеством. Роол не видел, но ощущал: сирена с жезлом стоит на скалах, высоко. Там, как полагает преступник, он находится в полной безопасности. Зря! Петля смерча захлестнула тело и смяла, жадно увлекла в глубину. Новая большая волна брезгливо выплюнула на гальку дикого пляжа только одну кость своей долгожданной жертвы: изжеванный жезл, утративший весь перламутр и силу влияния на океан…

Белый дельфин лобастой головой толкнул тонущего Роола под руки, удобно устроил на своей спине и стал возносить вверх, к свету, к тонкой, играющей жемчужными бликами ткани поверхности. Владыка устало улыбнулся. У малыша Тоими действительно прекрасный голос. Целительный. И колыбельная хороша.

Роол очнулся на закате, с удовольствием отметил полное и окончательное прекращение головной боли. Посох под рукой мирно переливался и дышал: океан больше не готовил штормов вблизи Древа. Живой коралл радовался взаимопониманию, достигнутому с человеком впервые после стольких лет мрачного обоюдного отторжения, угнетающего молчания. Да, он не вещь и он влияет на сознание. Но разве это зло? Разве дурно для владыки знать важное о Древе? К тому же посоху, теперь Роол понимал, годится далеко не всякое сознание. Лишь достаточно открытое, любознательное, готовое слушать океан и даже меняться, подстраиваясь под него. Исполнять безотказно волю Сиирэл, а не пытаться приказывать великой богине во имя своих мелких интересов или выдуманных кем-то ограничений…

— Долго ли я отдыхал? — негромко уточнил араави, не открывая глаз. Он не сомневался: хранитель рядом.

— Мы уже второй раз сменили гребцов, — отозвался Ноир. — То есть более суток. Тоими сидел возле вас неотлучно. Все твердил про какого-то дельфина, напрягал голос. Весь стал отвратительно серый и слабый, после полудня я прекратил это самоистязание и усыпил ученика. Шторм погас очень быстро. Это сделал посох?