— Плохо, — задумчиво нахмурился араави. Осторожно глянул на Элиис, лишнюю в данном разговоре. — Ваш брак определен звездами, и его срок, увы, совпадает с указанным тобой, Гооз. А по второму вопросу мы еще поговорим, наверняка сможем устроить требуемое и отсюда. Гоор теперь занят на западе, очень скоро он вернется. Когда придет тот срок, что важен тебе?

— Неудачное совпадение, дело следует завершить сегодня в ночь или завтра, я учту ветер и точнее скажу к вечеру.

Элиис замерла, слепо щупая перстни на пальцах и пытаясь дышать ровно, насколько возможно. Ей прежде доводилось читать, что сирины наделены еще одним даром, кроме общения с океаном: они порой ведают грядущую беду. Но испытывать самой подобное озарение не доводилось еще никогда. Теперь дар пробудился и не желал униматься… Сидящий напротив мужчина был молод и действительно красив, женщины обожали бы его и без приправы из медового голоса. Но не она.

Гооз казался темным для взора сирина, он представлялся пропитанным смертью. Сирена самим своим присутствием и тем более звучанием голоса вызывал дрожь, словно был страшнее ураганов, опаснее великой Волны, смертоноснее яда и клинка.

— Девица хоть не блаженная? — чуть презрительно усмехнулся жених. — Молчит и зелена, как утопленница. Эй, рыбка, не хватай так жадно воздух милым ротиком, задохнешься! Владыка, может, мне ее выгулять во дворе? А лучше выдели упрямой иного муженька из молодых сирен. Звезды нас, ничтожных, не различают, беспокоясь лишь о благе божественной.

— Не играй с огнем, — холодно лязгнул голос араави. — Я выбираю, ты — служишь. Помни свое место.

— Ладно, — опустил веки Гооз, кланяясь куда более церемонно и пряча усмешку. — Служу. Извините мою дерзость, владыка. И, как велит обычай, я подтверждаю свое согласие на этот брак во благо храма. Более того, я буду ей добрым, — теперь он усмехнулся неприятно и вполне открыто, — и усердным мужем. Храму ведь нужны дети сирина.

— Элиис? — резко окликнул араави.

— Я хочу вам сказать несколько слов наедине, — неуверенно выговаривая слова, прошептала девушка. — Это важно. Очень.

— Позже, теперь важно иное.

— Теперь. — Она вскинула умоляющий взгляд. — Очень важно, это не прихоть.

— Не смей со мной спорить, — совсем тихо посоветовал араави.

— Хорошо, — резко вскинулась Элиис. Она встала и впервые посмотрела прямо в глаза «мужа»: — Капля божья щедро отмерена мне богиней, насколько — я поняла лишь сегодня. Этот сирена не служит вам, не хранит верность островам и не знает в своем сердце доброты. Он принесет смерть более верно, чем великая Волна, и я не смогу одолеть беду. Поэтому я не смею подтвердить свое согласие на брак, ибо в нем нет блага для храма. — Элиис чуть помолчала и добавила мстительно: — А детей от этого предателя островов не дождется ни одна из его подруг. Такое зло бесплодно.

Она развернулась и слепо двинулась к дверям. Сзади послышалось низкое рычание араави, требующего посадить упрямицу в подвалы до завершения разбирательства. Элиис чуть дрогнула уголками губ. Пусть. Спасибо Боу — есть ключи и от тех замков. И нет сомнений: именно такого развития событий опасался Граат, принимая доводы брата и оставляя для сирина право на побег.

Когда замки лязгнули, шаги караульных удалились и Элиис осталась одна, сирин горько заплакала. Слезы катились из глаз, не подчиняясь уговорам рассудка. Боу, если и жив, сейчас в большой беде! А еще — ее слова, слова обладательницы полновесной капли божьей, сочли пустым капризом. Увы, нехорошо это и для храма, и для всего Древа: ведь она была чрезвычайно серьезна!

Как-то в книге, на время переданной через Лооту, девушке довелось прочесть пророчество, якобы увиденное одним из сиринов во сне, много поколений назад. Тогда синеглазые еще в большинстве рождались среди мужчин, защитников Древа. Этого звали Соув, по некоторым намекам можно было предположить, что принадлежал он к древней крови.

«Однажды храм разучится слышать голос тех, кому волей Сиирэл дано прозревать будущее», — записал сирин в книге жизни, недоступной простым людям островов. Еще он указывал: «Когда такое случится, Древо умрет. Иссякнет власть кораллового владыки, и сам древний род сиринов и сирен, детей богини, будет пресечен».

Элиис помнила и теперь, как по спине ползла холодная капля, делая чтение пророчества Соува едва ли не пыткой и словно свидетельствуя о том, что каждое слово в нем — правда. Она почти слышала голос родича, шепчущий в ухо. Время будто исчезло, и их не разделяли века… Соув не решился вписать в главный текст худшего, дополнив основное пророчество лишь смутными намеками. Он не утверждал, но предостерегал, что при невнимании к течению событий, при неготовности бороться с темной судьбой наступит совсем уж непостижимое и ужасное, велика угроза крайнего исхода. Соув боялся того, что острова обезлюдеют.

«Впрочем, Боу наверняка жив!» — упрямо убедила себя Элиис, сделав усилие и отстранив худшее из опасений. Сколько можно дрожать и всхлипывать, перемалывая в сознании труху одних и тех же страхов, напетых злым голосом! Надо верить в лучшее. И собственные слова о темной душе Гооза не станут исполнением древнего пророчества. Эраи найдет ее, выслушает, поверит — и тем спасет положение. Ведь владыка востока еще не стал коралловым араави! Он всего лишь ничтожество, по ошибке не утопленное гневливой волной.

И, надо признать, океан сейчас как раз в гневе. Потому что на стене поет Гооз, даже из подвалов его черное дело внятно сирину. Гооз сплетает свой ядовитый голос с силой жезла. Он будит океан, вынуждает подчиняться, пусть и против воли. Соленая вода темна и тяжела, слепо ворочаются валы, норовя задавить подлого сирену. Ищут его, щупают камни ладонями мокрого, всклокоченного пеной ветра. Но стихия, обманутая голосом, уже готова излить свой гнев на неведомых врагов Гооза и его хозяина. Тех самых врагов, о которых сирена упомянул, едва войдя в залу.

Элиис сняла с ожерелья массивную резную подвеску из дерева, отделанного перламутром. Осмотрела, осторожно царапнула ногтем тонкую, как нить, трещину, указанную при передаче вещицы самим Боу. Подвеска с едва слышным щелчком распалась надвое. Вот и обещанная отмычка. Девушка подошла к двери и вслушалась в звуки ночной крепости. Совсем как тогда, когда провожала брата…

Впервые со смутной тянущей болью подумала о том, что Коор мертв. Он, хоть и стыдно так думать, своей гибелью освободил Элиис от страха. Бросить старого коня, оставить в лапах злобного араави и сирены Гооза было бы трудно. Спасти Коора было бы невозможно. Эти нелюди, как она и сказала Роолу, беспредельно мстительны. Даже старого «коняку» обидят, лишь бы причинить боль его хозяйке.

Волны за толстой стеной пересыпали гальку прибоя, гомонили, хлопали в ладоши, взбивая пену и подбадривая растущий ветер. Ночь принесет шквалы, к утру разразится большой шторм. Хорошее время для побега.

Сирин прижалась лбом к прохладным влажным камням, сознанием потянулась к воде по ту сторону стены, попросила океан ускорить приход бури, особо не надеясь быть услышанной. Поэтому Элиис победно улыбнулась, когда ей почудился отклик. Тихий, едва различимый… Хоть так. Сирин присела на край жесткого узкого ложа. Сжала руки в кулаки и прикрыла глаза, собираясь с силами и копя решительность. Она, конечно, вовсе не Боу, умевший бежать из плена много раз и, несмотря на страх, сохранивший веру в себя и поразительное хладнокровие, спасающее от ошибок и нелепой губительной суеты. Но она названая сестра Боу и уже поэтому обязана справиться. Иное невозможно! В нее верит брат, за нее переживает Лоота. Да и араави Граат, будь он сто раз сушеная акула по виду, тоже на ее стороне и сочувствует, сберегая ровной, даже насмешливой, тонкую линию спокойных губ.