Ну что ж! Это означает только одно — нужно больше тренироваться! Больше культивировать ци!

Вот за культивацией и застал меня Мо Сянь, когда наконец-то вернулся из столовой и принёс ужин. Что было очень кстати, так как обед нам подпортили господа преподаватели во главе с ректором и в сопровождении дознавателя.

— Как самочувствие, молодой господин? — спросил Мо Сянь, выставляя на стол блюда.

— Получше, — ответил я и не погрешил против истины.

Снова разделив пищу, мы с Мо Сянем сели ужинать. Когда чашки опустели, Мо Сянь сказал:

— Вижу, молодой господин, вас что-то гнетёт.

Я мысленно подивился наблюдательности и прозорливости китайца и ответил:

— Мне нужно как-то ускорить углубление каналов и культивацию ци. Потому что можно не сомневаться: у меня будут ещё драки и меня будут хотеть убить. Даже если я намеренно никого не буду провоцировать. Причём, я точно не буду избегать драк, потому что где ещё мне взять чёрной ци, как не почерпнуть её в ненависти моих врагов и в их желании убить меня? В связи с этим, я не хочу после каждой драки валяться без сознания.

Мо Сянь кивнул. А потом сказал:

— Раскройте, молодой господин, море сознания и начинайте культивировать.

— А что такое море сознания? — удивился я.

— Я покажу вам, молодой господин, — ответил Мо Сянь.

После чего отодвинул столик, за которым мы ели, в сторону. Потом раздвинул стулья, освобождая пространство.

А после показал на пол и сказал:

— Садитесь, молодой господин!

Я сел в позу для медитации.

Мо Сянь сел напротив.

Это была не совсем совместная медитация. Не такая, какие я проводил с друзьями. Там мы объединяли ци. А сейчас Мо Сянь объединил наше сознание. Я одновременно осознавал себя и собой, и своим учителем. Каждого раздельно и обоих сразу.

Как только я это понял, слова деда Радима заиграли другими красками. Точнее, обрели новую глубину. Ведь если сознание можно объединить вот так, то получается ничего нельзя скрыть. Ни мне от Мо Сяня, ни Мо Сяню от меня. Всё на поверхности. В самом прямом смысле этого слова.

Более того, на гладкой поверхности видно, как зарождается мысль — человек ещё не успел подумать, а мысль уже существует. И её можно осознать…

И тут до меня дошло, что совместная медитация вот такой глубины — это акт полного доверия и открытости. За это я был бесконечно благодарен своему учителю.

Мы шли с ним по водной глади — гладкой, как зеркало. И только от наших шагов разбегались в стороны круги, как от брошенного в воду камня. Вот только рябь очень быстро сходила на нет.

— Море сознание, — слова Мо Сяня прозвучали в моей голове. — Используется для контроля внутренней энергии.

— Как это? — спросил я.

— Это как в боевых искусствах, — ответил Мо Сянь. — Понимание боевых искусств очень важно. Если в схватке столкнутся двое людей с одинаковой культивацией меча, то противник с более сильным пониманием меча может с лёгкостью убить другого. Так же и с морем сознания. Чем лучше у вас понимание природы сознания, тем лучше контроль внутренней энергии. А значит, и скорость культивации ци будет выше.

— Но как мне повысить понимание сознания? — спросил я.

— Очень просто, молодой господин! — ответил Мо Сянь. — Медитируйте тут, в море сознания!

— А я сам, без твоей помощи смогу сюда попасть? — спросил я.

— Конечно! — ответил Мо Сянь. — Ведь вы уже знаете, что море сознания существует, и что сюда можно попасть. А для сознания это главное.

— И, если я правильно понимаю, об этом никому не надо говорить? — спросил я и скорее ощутил, чем увидел, как Мо Сянь соединяет перед собой руки в кольцо и кланяется мне:

— Вы правы, молодой господин. Это секретная техника китайской императорской гвардии.

Глава 26

Прервал нашу с Мо Сянем совместную медитацию Шаман. Он подошёл ко мне и, громко мурлыча, начал тереться о мою спину, о руки, залезал на колени, тянулся к лицу. От его тарахтенья по гладкой поверхности моря сознания пошла раздражающая рябь.

Этой рябью нас с Мо Сянем выбросило из медитации, как пробки из бутылок. Резковато получилось.

Едва мы вынырнули, сразу стало понятно, что нужно отпустить кота на улицу.

С другой стороны, хорошо, что он не гадит в помещении, а просится погулять. И так Шаман, судя по поведению, терпел до последнего.

Было уже довольно-таки поздно. Хотя, ещё не все студенты разошлись по своим комнатам — многие ещё гуляли по аллеям парка. Да и со стороны ресторанов слышались смех, пение, звуки музыки… Академия магии жила своей жизнью. И ей дела не было до одного студента чуть не сдохшего от передозировки чёрной ци.

Я вздохнул и начал одеваться.

— Вы куда, молодой господин? — встревожился Мо Сянь.

— В свою комнату в общежитии, — ответил я.

Я больше не хотел стеснять Мо Сяня. Одно дело, когда я был без сознания, другое дело сейчас, когда силы мои почти восстановились.

Останавливать меня Мо Сянь не стал. Как будто понял мои мысли. Предложил только:

— Молодой господин, вас проводить до вашего общежития?

— Нет! — отрезал я. — Я сам вполне в состоянии дойти. А ты отдыхай. Наконец-то я освобождаю твоё место. А то спать на полу, когда есть кровать, такое себе!

Мо Сянь поклонился и сказал:

— Как молодой господин пожелает.

Похлопав китайца по плечу, я вышел на улицу.

Всё-таки моё недельное лежание сказалось на моём самочувствии — я был слаб. Но это дело поправимое.

И я побежал лёгким бегом по дорожке через парк к своему общежитию.

Дело в том, что комнаты преподавательского состава располагались далековато от студенческих общежитий, практически на другой стороне парка. Видимо, для того чтобы яркая и громкая студенческая жизнь в конце трудового дня не нарушала покоя и философских размышлений преподавательского состава.

С другой стороны, так оно даже лучше — есть где пробежаться.

Я бежал и мысленно представлял, что это не парковые дорожки, а ленты ци, и я отталкиваюсь от них. Может, поэтому, а может, потому что я с помощью медитаций немного восстановил свои силы, но бежалось легко. Правда, недолго.

Не успел преподавательский домик, в котором поселили Мо Сяня, скрыться между деревьями, как дорогу мне заступили трое парней.

Не сказать, чтобы я не ожидал чего-то такого, но и не думал, что это произойдёт так быстро.

— Что надо? — спросил я не церемонясь.

А чего церемониться? Они преградили мне дорогу явно не случайно. По мордам, пышущем ненавистью, сразу видно —