знал, где что взять. У него была…

— Строительная контора!

— Главземстрой! — зашумели солдаты.

Надо отдать должное, отбивался батюшка с железным упрямством. Он то цитировал Библию, то Евангелие, то взывал к всевышнему, но силы его под непрерывными, метко-язвительными замечаниями лейтенанта таяли, запас «божьих доводов» истощался, и в конце концов поп не выдержал и, подхватив подол мантии, кинулся к выходу.

— Куда же вы, святейший? — окликнул лейтенант. — Мы же не кончили. Еще вопросик!

— Не кощунствуй, — отмахнулся поп и грохнул дверью.

Лейтенант подмигнул солдатам:

— А вы говорили, нет средств. Как видите, есть. Сильнейшее средство, друзья!

Потерянный курс

Курсант Федя Бабочкин нокаутировал на ринге директора магазина местного отделения военторга, завоевал звание абсолютного чемпиона гарнизона по боксу и с той поры почувствовал себя на седьмом небе. С круглого загорелого лица Феди целый месяц не сходила улыбка. Всем своим бравым видом он как бы говорил: «А ну, кто еще хочет со мной помериться силой?» А когда портрет Бабочкина появился на доске отличников, у него окончательно вскружилась голова. Федя ходил по гарнизону, как определили приятели, «грудь колесом, голова в зените, а в глазах — северное сияние».

Да и у кого не станет теплее и радостнее на душе, если портрет твой висит на самом видном месте в клубе училища? У кого не забьется трепетно сердце при мысли, что на твой портрет будут с уважением смотреть молодые курсанты, друзья, товарищи и любимая девушка — продавщица местного военторга Томочка? Ах, Томочка, Томочка — голубые ясные глаза! Сколько стараний, сколько усилий прилагал Федя, чтобы тронуть ее сердце! Он приносил ей аэродромные васильки, сочинял в честь нее лирические стихи, а в дни отдыха, получив увольнительную записку, приходил к магазину военторга и, усевшись с гитарой в руках под окном, напевал куплеты собственной обработки:

Чем же я тебе не пара?

Чем же я тебе не мил?

Иль не веришь мне, Тамара,

Что всегда тебя любил?

Я немею от восторга,

Как полет, тебя люблю.

В честь тебя над военторгом

Сделал мертвую петлю.

И хотя Бабочкин прилагал отчаянные усилия, чтобы овладеть твердокаменным сердцем девушки, она на него не обращала внимания. Ни ответа, ни привета. По глазам же было видно: влюблена. А в кого? Попробуй угадай! Сердце девичье ведь враз не откроешь. Поговаривали, что любит Томочка его дружка — курсанта Васю Телегина. А Бабочкин этому не верил. Да и как он мог поверять, когда Телегин все свободное время проводит за книгами. Ему не до девушки — в летчики готовится.

«Уж если она действительно влюблена, так только в меня, — думал Бабочкин. — А теперь, когда портрет мой красуется на доске отличников, и подавно».

Бабочкин решил сделать вид, что Томочка его совсем не интересует. Он перестал дарить ей цветы, слагать о ней стихи и петь песенки под окнами военторга. При встречах с девушкой не останавливался, как прежде, а делал жест рукой или ограничивался одним словом: «Привет!» Да и не только к продавщице военторга изменил отношение Бабочкин. Он как-то перестал замечать своих товарищей и друзей, а на их советы отвечал: «Мы сами с усами».

В свободное от занятий время Вася Телегин либо брался за книги, либо шел на консультацию в учебный класс. Бабочкин — в клуб на танцы. И уж там он отплясывал так лихо, что хозяйственник части товарищ Трубкин, глядя на Федю, чесал затылок и говорил:

— Это явный паркетовредитель. После его трех заходов на полу появляется древокоррозия первой статьи.

Надо отдать справедливость — плясал Бабочкин превосходно. Он то носился по кругу, как вихрь, то приседал, то замирал в танцевальном па, то срывался в штопор и летел так красиво вперед, что девушки млели от восхищения.

После танцев Бабочкин мысленно провожал Тамару до дому, принимал холодный душ и с победным видом входил в казарму.

— Пламенный привет будущему первоклассному летчику! — произносил он, присаживаясь рядом с Телегиным. — Все уставы читаешь, дружище!

— Как видишь.

— В отличники метишь?

— А почему бы нет?

— Давай, давай, старайся, торопись, а то на доске отличников места мало осталось.

— Ничего, и для меня найдется, — улыбаясь, отвечал Телегин. — А ты опять, наверное, патрулировал под окнами военторга?

— И не собирался, — отнекивался Федя. — Эта цель для меня теперь слишком мала. Теперь я думаю о другой, о такой, про которую в песне поется: «Первой роте сегодня ты ночью приснилась, а четвертая рота уснуть не могла».

— Эх, Федя, Федя! — качал головой Телегин. — Смотрю я на тебя и не верю, неужели это тот самый Федор Бабочкин, который так хорошо выступал на комсомольском собрании. «Надо экономить время, как горючее! Подналечь на повторение в свободные минуты! Искоренить зазнайство, как сорняк!»

— А дальше что?

— А то, что сбился ты с правильного курса и летишь куда глаза глядят.

— Курс пока потерян не совсем, — поправил Телегина групкомсорг, — но если Бабочкин не прислушается к советам товарищей, то окончательно потеряет ориентировку.

— Можете не волноваться! Бабочкин не потеряет курса! Он парит в небе, как ясный сокол! — отвечал Федя.

Как-то вечером, нагладив мундир и начистив до блеска сапоги, Бабочкин вышел на прогулку. Вечер был чудный. Все вокруг благоухало. Застыли вдоль улиц городка, как почетные часовые, островерхие тополя. Из-за палисадника склонились на тротуар ветви слив и яблонь. С аэродрома тянуло ароматом полевых цветов и скошенных трав. За рекой широко и привольно разливалась девичья песня. В другой стороне ей откликалась гармонь. Словом, все располагало к отдыху и веселью. Но Бабочкин был печален. Присев на пенек у тропинки, по которой обычно Томочка ходила в клуб, он грустно запел:

Самолет к луне и солнцу

Без ошибки я вожу.

Но дорогу к ее сердцу

Я никак не нахожу.

Вдруг за кустом мелькнуло знакомое белое платье. Бабочкин вскочил и вышел на дорожку.

— Привет! — поклонился он, подходя к Тамаре. — Хочу с нами пройтись.

— Здравствуйте, Федя.

— Куда прикажете, Томочка, вас сопровождать? В спортзал, в бассейн, в кино или в кружок кройки и шитья?

— В клуб на лекцию.

— Прекрасно! В фойе вы увидите, кстати, портрет Феди Бабочкина.

— Да неужели? А я и не знала, что вы отличник.

— А как же! Вот уже два месяца, как моя фотография красуется на доске отличников.

Заметив своих подруг, девушка направилась было к ним, но Бабочкин упорно тянул ее к доске отличников.

— Прошу любить и жаловать! Я в