Незамеченным проскользнуть не удалось. Стоило двери легонько скрипнуть, как девушка проснулась и со страхом уставилась на входящего. Но едва она узнала его, на её лице появилась счастливая улыбка.

– Господи, наконец-то, – всхлипнула Геся, бросаясь к нему в объятия. – Ты не представляешь, как мне было жутко одиноко без тебя.

– Я тоже скучал, – шепнул он, отвечая на поцелуй.

– Почему так долго?

– Блин, наше начальство само не знает, чего хочет. То отпустили, то снова нашли чем нагрузить… козлы педальные…

– Что ты делаешь?

– То, что должен был сделать ещё при первой встрече…

– Будищев, ты – нахал!

– Да, я такой…

Немного отдышавшись, он ласково провел рукой по щеке девушки. Та, отвечая на ласку, легонько прикоснулась к ней губами и прошептала:

– Что ты со мной делаешь?

– Люблю.

– Мы наверняка разбудили половину дома.

– Нефиг спать, мы же не спим!

– Посмотри, что ты сделал с моей рубашкой?

– Хочешь, я подарю тебе шарфик?

Услышав его, Геся глупо хихикнула и спрятала от смущения лицо. Затем, видимо решив, что хорошего понемножку, поправила свою сорочку и потребовала от жениха:

– Отвернись, мне надо одеться!

– Чего я там не видел? – возразил Дмитрий и попытался обнять её, но девушка на сей раз оказалась непреклонна.

– Всё! Нам нужно серьезно поговорить.

– О Дружинине?

– Хозяйка проболталась? Впрочем, оно и к лучшему. Да, он приходил ко мне.

– Что хотел?

– Хотел, чтобы я вернулась к революционной работе. Говорил, что сейчас не время бросать борьбу, что это будет предательством по отношению к павшим товарищам. Что они вот-вот добьются успеха и казнят царя…

– Идиоты, блин, – выругался Будищев, застегивая штаны.

– Кстати, что там случилось в Зимнем? Слухи ходят самые невероятные, но никто ничего толком не знает.

– А Дружинин тебе ничего не рассказал?

– Нет. Сказал только, что Александр спасся чудом, но рано или поздно суровая кара его не минует…

– А пока, – перебил её Дмитрий, – суровая кара настигла дюжину солдат, погибших при взрыве, это не считая полсотни покалеченных!

– Господи, какой ужас! – вздрогнула девушка. – Их-то за что?

– За народное счастье, – буркнул он в ответ.

– И что теперь будет?

– Ничего. Сейчас мы позавтракаем, потом немного прогуляемся, а затем я отправлю тебя в Питер.

– Тебе не надо на службу?

– Нет. Нилов дал мне увольнительную на сегодня.

– Я немного боюсь.

– Кого больше, жандармов или «борцов за свободу»?

– И тех, и других. Помнишь, ты говорил мне странную поговорку? Я тогда ещё не поняла её смысла, а вот теперь, кажется, начинаю осознавать… вход – рубль, выход – два.

– Не бойся. У властей на тебя ничего нет. Максимум что они могут, это выслать тебя как неблагонадежную. И то вряд ли. А с твоими бывшими друзьями я сам всё порешаю.

– Может, не стоит?

– Тебе не нужно об этом думать.

Сутолмин с Дружининым обедали[58] в тот день в небольшом ресторане в Гостином дворе. Обычно инженер-механик не мог позволить себе подобного мотовства, но сегодня им нужно было многое обсудить, а мозолить глаза госпоже Барской было неудобно. Старушка и без того косо смотрела на постояльца после того, как тот устроил встречу своему товарищу с мадемуазель Берг.

Странно, но не слишком хорошо воспитанный и совершенно не обходительный Будищев отчего-то сумел расположить к себе квартирную хозяйку, и та относилась к нему если не как родная мать, то уж точно как заботливая тетушка. Последнее, впрочем, совершенно не мешало ей аккуратно получать со своего любимца немалые деньги за проживание. К слову, он уже вернулся после неожиданной поездки в Петербург, и это тоже могло составить известные затруднения.

– Как вела себя наша общая знакомая? – поинтересовался мичман, накалывая вилкой кусок мяса в бефстроганове.

– Закрылась в комнате Дмитрия и никуда не выходила до его приезда.

– Как думаешь, она рассказала ему о нашем предложении?

– Не знаю. Он вел себя совершенно обычно.

– Ну, это как раз ни о чем не говорит. Выдержки ему не занимать.

– Послушай, я никак не возьму в толк, зачем она тебе нужна? Мало ли экзальтированных барышень в наших рядах…

– Помилуй, мадемуазель Берг никак не назовешь «экзальтированной барышней». Напротив, она весьма не глупа и умеет держать себя в обществе. Такие как она могут быть полезны в нашем деле. Но ты прав, меня интересует вовсе не она, а её жених.

– Будищев? Но он ведь абсолютно аполитичен!

– Не скажи. Скорее, абсолютно скрытен.

– Но отчего ты так думаешь о нем?

– Ты слышал о группе Крашенинникова?

– Разумеется!

– Я почти уверен, что Будищев входил в неё.

– Это невозможно!

– Почему?

– Но он…

– Осторожен? Замкнут? Хорошо стреляет?

– А при чем тут это?!

– Видишь ли, в чем дело, – начал объяснять мичман, плеснув себе и Павлу коньяка из графинчика, – во всей этой истории с убийством великого князя Алексея есть одна неувязка. Как вчерашний студент Назимов ухитрился попасть с такого расстояния, да ещё из револьвера? Прозит!

– Прозит! Так ты думаешь…

– Я вполне уверен, что у него был хороший учитель.

– Но почему именно Будищев?

– Из-за его невесты. Я не говорил тебе прежде, но она тоже входила в группу Крашенинникова.

– Невероятно!

Всё услышанное Сутолминым было настолько неожиданно и интригующе, что он даже отставил в сторону столовые приборы и, возбужденно вскочив, несколько раз прошелся туда-сюда по занятому ими кабинету.

– Каково?! – воскликнул он.

– И это ещё не всё, – продолжил Дружинин, довольный произведенным эффектом. – Именно после этого они и сошлись с Гедвигой.

– Это точно?

– Совершенно. До этого она была подругой самого Ипполита. Именно он нас и познакомил.

– И что же ты хочешь?

– Чтобы он сделал то, что до сих пор никому не удавалось. Убил царя!

– Тише, прошу тебя, – переполошился Сутолмин. – Нас могут услышать!