болен, болен сердцем, испытываю отвращение к самому себе за то, чему я позволил произойти у меня на глазах, не вмешавшись, чтобы внести хоть каплю достоинства в смерти стольких невинных людей.  Я сам  давно заслуживаю смерти, и предлагаю небольшую компенсацию за их страдания.

Дорсо на мгновение закрыл глаза, затем резко открыл их и бросил умоляющий взгляд на Марка.

- Тебе будет трудно в это поверить, но в глубине души я порядочный человек. Мой отец с самых ранних дней учил меня поступать достойно ... -  Он махнул рукой на оружие, украшавшее стены вокруг них. - Но я позволил развратить себя своему желанию владеть историей Рима, чего я никогда не смог бы достичь на жалование центуриона. О, возможно, мне удалось бы купить один или два предмета из тех, что вы видишь перед собой, но я могу заверить тебя, что это лучшая коллекция оружия, которую ты найдешь где-либо в городе.  Даже, нигде в Империи! Лицо преторианца, на мгновение осветившееся радостью от посещения  своего частного музея, внезапно снова сменилось отчаянием. - И все это запятнано деньгами, заплаченными за кровь тех, кому вообще не нужно было умирать или подвергаться тем страданиям, которые они перенесли.

Он снова покачал головой, его губы скривились от отвращения.

- Приняв роль имперского убийцы, я быстро понял, что уже слишком глубоко увяз,  и мне никогда не  позволят  выйти из  участия в этом зле. Единственный способ для мужчины перестать быть членом "Ножей Императора" - это чтобы трое других подняли свои клинки и, в свою очередь, сделали из него жертву, тем самым обеспечив его молчание.  Итак, я участвовал в преступлениях самого отвратительного характера в компании …  одного человека, которого можно назвать безумцем,  другого, чье стремление охотиться  за  беспомощными жертвами столь же отвратительно,  как любой порок,  который я когда-либо видел, и третьего, который по-настоящему  живет только тогда,  когда он убивает. Несмотря на все зло, которое я совершил, и за которое я действительно испытываю отвращение к самому себе, я могу заверить тебя, что то, что ты обнаружишь, когда выследишь их, будет настолько  низким и отвратительным, что ты тоже содрогнешься. Я предупреждаю тебя, Валерий Аквила, будь осторожен, чтобы, верша правосудие, которого ты так сильно жаждешь, ты сам  не перехватил их худшие черты характера.

Он глубоко вздохнул.

- А теперь, все, о чем я  тебя прошу, это ускорить мой конец. Когда меня не будет, я предлагаю вам сжечь это место и уничтожить эти ужасные орудия убийств. Раньше я считал, что их древность и, как я думал, их почетное использование для защиты города и народа Рима, приносили мне некоторое облегчение от ноющей ненависти к самому себе, которую вызывала у меня моя роль императорского палача. Сейчас все, что я  чувствую, - это отвращение к потенциальным зверствам, которые вполне могли были быть совершены во имя Рима с помощью этого оружия. Их уничтожение может стать только благом.

Марк отошел от Дорсо, оглядываясь по сторонам на темные ряды оружия, выстроившиеся вдоль стен вокруг них.

- Я хотел, чтобы ты умирал медленно и долго, в вечно длившейся  агонии, но мне кажется, ты уже претерпел большую часть этих страданий.  -  Марк взял большой кувшин с маслом, из которого каждую ночь заправляли лампы.  -  Поэтому я предоставлю тебе другой способ умереть,  и такой, который не даст твоим подельникам ни малейшего намека на то, что мы причастны к ней. Ты сможешь вынести боль?

Преторианец посмотрел на него через комнату с гримасой предвкушения.

- Я вытерплю любую боль, я уже давно живу с ней..   А, ты  щедро разливай масло. Как только я умру, я хочу, чтобы вся эта жуткая коллекция сгорела вместе со мной в моем жертвенном костре.

Марк разлил масло по полу дугообразными брызгами, пропитав им толстые ковры и занавески, затем передал кувшин Дорсо.  Пожилой мужчина забрал  его у него,  быстро перевернул глиняный сосуд  себе на голову и разлил  оставшуюся жидкость на одежду. Крупные капли стекали по его лицу и капали с бороды на мозаичный пол, и двое тунгрийцев попятились, когда он кивнул им, протянув руку, чтобы взять факел из подсвечника и поднести пламя к себе.

- Видишь? Я готов искупить свои грехи и иду навстречу Митре Несущему Свет!  Когда в следующий раз будешь молиться  Нашему Господу, напомни ему о моей жертве и попроси его простить мои грехи в знак признания моих страданий во имя Него.  Я чувствую с каким укором там, за рекой Стикс меня встретят мои родители.., мои братья …  Простят ли они меня? … И ты, Валерий Аквила ...  -   Марк с ужасом и восхищением наблюдал, как Дорсо поднес пылающую головку факела к своей тунике, где  масло на мгновение сильно задымилось, быстро нагреваясь до точки, за которой должно было вспыхнуть пламя.  -  Пожалуйста, прости меня! Прости...  -   Последнее слово преторианца потонуло во внезапном реве пламени, когда масло загорелось.

Его тело внезапно поглотил столб пламени, который на мгновение лизнул потолок высоко над ними. С ужасным криком агонии умирающий мужчина, пошатываясь, наткнулся на стойку с копьями и с грохотом опрокинул ее, растянувшись головой в луже масла, которое Марк разлил по его просьбе. При очередном сотрясении пол вокруг его корчащегося тела загорелся, и крики Дорсо  перешли от воя агонии человека до чистого звериного рева существа, с которого пламя поглотило  любой намек на человечность.

Дубн положил руку на плечо своего друга и потащил его прочь.

- Уходит! Пока все это место не вспыхнуло, и нам не пришлось объяснять городским когортам, почему сгорела половина улицы!

Они побежали и  Марк оглянулся, когда Дубн затащил его в переулок и начал кричать, что там пожар, увидев пламя, ярко мерцающее в высоких окнах дома-музея. Стекло лопнуло и со звоном упало на землю сверкающим дождем, и Марк понял, со смесью благодарности