— А родители Катрионы? Что они из себя представляли?

— Люди тихие, отзывчивые. Дед Катрионы, отец Кеннета, работал на этой земле, ну и Кеннет с детства ни о чем другом не помышлял. Правда, после случившегося они не могли оставаться. Продали все — кому дом, кому земельный участок — и переехали куда-то на юг.

— А ничего подозрительного за ними не замечали? Что, если они были причастны к исчезновению собственной дочери?

— Нет, не замечал. Странно, что эта мысль всегда первым делом приходит в голову, правда? Смотришь по телевизору на отца, у которого ребенок пропал, и думаешь: «А не ты ли, приятель, сам это и подстроил? И теперь разыгрываешь жертву?» До чего дошло — никому не верим. Но насчет Кеннета и Сандры мы не сомневались. И никогда ни о чем таком не думали. Ни разу.

— У них были еще дети?

Само собой, Перес все прекрасно знал — он изучил дело досконально. Но страницы сухих свидетельских показаний не позволяли составить о Брюсах представление, а рассказ Алекса очень помогал.

— Маленький мальчик. Брайан. На два года младше Катрионы. Маргарет учила обоих.

— Алекс, а вы где были в тот день? Когда Катриона исчезла?

— Работал здесь, у себя, готовил документы для комитета планирования. Засиделся допоздна и домой решил не возвращаться — на следующий день мне надо было в Керкуолл, так что отсюда поехал прямо в Самборо, на самолет. О том, что Катриона пропала, узнал только вечером следующего дня — Маргарет позвонила. Она и рассказала, что ее все ищут. Я не сомневался, что девочку найдут. Либо мертвой — она могла сорваться со скалы и разбиться, — либо живой, но испуганной и в слезах, если просто заблудилась. То, что она бесследно исчезнет, я и вообразить не мог.

— Допустим, девочка упала со скалы. Могло ее унести в открытое море отливом? — вступил в разговор Тейлор.

— Разве что весной, когда прибывающую воду гонит еще и сильный ветер. Скальный выступ и галечный пляж полностью затопляются только дважды в год. В тот день погода была плохая, но приливная вода малая, да и ветер дул с берега. Если бы она сорвалась, ее все равно нашли бы, поскольку на следующий день окрестности прочесывала спасательная команда.

— Каким Катриона была ребенком? — спросил Перес. — Маргарет вам наверняка рассказывала. Могла ли она, гуляя, уйти далеко от дома?

— Вполне могла. Поэтому я, когда услышал, что она пропала, не особенно за нее волновался. Она была сущим чертенком — любой вам скажет. И развита не по годам. Маргарет рассказывала, что в классе девочка вечно задавалась. Жена считала, что Сандра свою дочь избаловала. Оно и неудивительно — Сандра и Кеннет старше нас, дети у них появились не сразу, что называется, поздние.

— Так, значит, Катриона была трудным ребенком?

— Озорным — так это точно, — признал Алекс.

— А до того случая она убегала?

— Не то чтобы убегала… Буквально за неделю до того она всех заставила поволноваться. Кеннет пришел за ней в школу, а ее нет. Нашли в доме на Взгорке. Мэри Тейт затеяла печь лепешки, и Катриона осталась их дожидаться. Мэри клялась и божилась, что девочка сама так решила — ни в какую не соглашалась идти домой. Поэтому, когда Катриона снова исчезла, все подумали, что она в гостях на Взгорке.

— А где Брюсы теперь?

— Не знаю. Надо спросить Маргарет. В первый год после отъезда мы получили открытку к Новому году, а потом они перестали писать.

— Что вы можете сказать о Кэтрин Росс?

Алекс надолго замолчал, потом произнес:

— Она была взрослой девушкой, ребенком ее трудно назвать.

— Однако тех же лет, что и ваша дочь.

— Что ж, может, и Салли уже не ребенок, просто мы не хотим это признавать. Особенно Маргарет. Салли всегда не хватало уверенности в себе. Девочка она симпатичная, вот только не такая худышка, как все эти звезды, которым молодежь сейчас подражает. Вечно беспокоится из-за своего лишнего веса. Кэтрин была не такая. В ней чувствовалась уверенность, она была себе на уме. Маргарет ее недолюбливала. Считала, что Салли ей подражает, что та может дурно повлиять на нашу дочь.

— А что думали вы?

— Я был рад, что Салли нашла подругу одних лет, да еще по соседству. Маргарет первое время тоже радовалась. Непросто быть дочкой учительницы. Таких недолюбливают. Я за нее беспокоился, в какой-то момент мне даже казалось, что одноклассники ее слишком задирают. Но Маргарет считала, что волноваться не о чем. И мы ничего не предпринимали. Нам казалось, что когда Салли перейдет в старшие классы и будет учиться в Леруике, то все образуется. Но лучше не стало, наоборот, только хуже — она растеряла последних друзей. Так и оставалась одна, пока не приехала Кэтрин. Не исключено, что в чем-то Салли сама виновата — слишком набивалась в компанию. Ребят это, понятно, только отпугивало.

— Дружба с Кэтрин как-то повлияла на Салли?

— Да, ей стало не так одиноко. Правда, не знаю, насколько близкими подругами они были. — Алекс снова замолчал. — Может, Маргарет отчасти и права — Кэтрин лишь использовала Салли. Но я так не думаю. Мне кажется, Кэтрин была несчастна. Она, как и Салли, трудно сходилась со сверстниками. И, как и Салли, была из учительской семьи.

— Это все? Больше ничего не припомните?

— Да вроде больше ничего. Она была девушкой замкнутой. Хотя и вежливой, хорошо воспитанной. Однако всегда начеку — старалась произвести впечатление на других. Трудно сказать, о чем она думала. Об этом мог догадаться разве что ее отец.

Перес решил, что Кэтрин Алекса заворожила — ему хотелось в ней разобраться. Обычно о подруге дочери так не отзываются. Алекс же стремился понять девушку.

— Вам не случалось оставаться с ней наедине?

Алекс даже возмутился:

— Что вы, конечно, нет! С чего бы это вдруг?

— Чем вы занимались в тот вечер, когда Кэтрин убили?

— Снова задержался на работе — был на заседании отделения естественной истории. Приглашенный лектор к ним не приехал, так что вместо него выступил я. — Он поднял голову: — Там было тридцать человек. И хотя выступление мое блестящим не назовешь, но уверен, они его все-таки вспомнят.

— В котором часу вы вернулись домой?

— После собрания мы еще пропустили по рюмке. Думаю, в половине одиннадцатого. Или чуть позже.

— А снег уже шел?

— Нет. Небо затянуло, но в просветы виднелась луна. Метель началась потом.

— Когда вы возвращались, по дороге ничего странного не заметили?

— Вы хотите знать, не видел ли я тело? Простите, невольно пришло в голову. Нет, не заметил, хотя это ни о чем не говорит. Был ужасный гололед, так что я смотрел в оба — боялся костей не собрать.

— А в доме старика свет горел?

Алекс задумался.

— К сожалению, чего не помню, того не помню. — Он помолчал. — Вот у Юэна свет точно горел. Как раз в той стеклянной пристройке. Жалюзи были подняты.