и начал рыть песчаный берег. У него в два счета получилась довольно глубокая яма, и он уселся на кучу песка и смотрел на меня, словно ожидая похвалы.

Генри расхохотался.

— Вот видишь! Из него получится превосходный ученик! Пожми же мне руку, Мэри! Поверь, твой старый друг свое обещание выполнит.

Он вновь пристально посмотрел мне в глаза, а мне опять пришлось отвести взгляд.

Вдруг на память пришел вопрос, который так мучил меня после смерти отца.

— Ты как-то нарисовал меня и подписал: «Молния Мэри». Но почему? Так меня звал лишь отец и никто больше. Видать, ты поверил в дурацкую сказку о том, что до удара молнии я была глупым, ни на что не годным созданием…

— Нет и тысячу раз нет! Я назвал… и до сих пор зову тебя Молнией Мэри, потому что ты мыслишь с молние­носной скоростью и раскалываешь камни, точно молния. А еще… пускай лицо твое почти всегда сурово и безрадостно, как грозовые тучи, ты ослепительной молнией озарила мою жизнь в самые мрачные дни! Тогда мне казалось, что более подходящего для тебя прозвища нет на свете, — и я до сих пор так думаю. Диковинное ты существо, Мэри. Необыкновенное. Других таких нет. И однажды весь мир узнает о тебе. В этом я твердо уверен.

Он пожал мне руку и долго ее не отпускал, а потом поклонился, отвернулся и зашагал назад, в Лайм-Риджис.

Когда он ушел, я растянулась на земле рядом с уставшим щенком, чувствуя под боком его тепло. Я раскинула руки в стороны, трогала пальцами песок и камни, словно пытаясь нащупать пульс самой Земли или дыхание чудовищ, погребенных в скалах. Созданий, которых человечество отродясь не видывало. Существ столь древних, что шестнадцать лет моей жизни для них все равно что один день.

Их было несметное множество, они таились вокруг, дожидаясь, когда их найдут. Чудовища, чудеса, тайны — вот что пряталось глубоко под землей. И все они жаждали освобождения. Жаждали, чтобы ими восхищались все — мужчины, женщины, дети. Дожидались, когда ученые люди найдут их и поведают миру их историю.

Ученые люди и я.

Мне вспомнились отцовские слова, сказанные в мастерской. Наверное, счастье и впрямь не для таких, как мы, зато мы будем удовлетворены тем, что можем трудиться и исполнить свое предназначение. Зачем еще Бог оставил меня на этой Земле, если не для того, чтобы раскрывать ее тайны? И кто, как не я, Молния Мэри, отыщет эти самые сокровища и вызволит их из плена?

Послесловие. Жизнь Мэри Эннинг: Некоторые факты и примечания автора

Мэри Эннинг родилась 21 мая 1799 года. Когда девочке был год и три месяца, она пережила удар молнии, который убил женщину, державшую ее на руках, и еще двоих человек. По рассказам очевидцев, это событие преобразило ее: если раньше она была самым обыкновенным болезненным ребенком, то после буд­то расцвела.

Мэри росла в период великих перемен в политике, религии и обществе, многие из которых происходили во время войны с императором Наполеоном Бонапартом. Наполеон предпринял попытку завоевать Европу, но потерпел окончательное поражение в июне 1815 года в битве при Ватерлоо. Детство Мэри совпало и с первыми победами на пути к отмене рабства. В 1807 году британский парламент принял закон о запрете торговли рабами, который не разрешал перевозить и продавать рабов на территории Британской империи, однако полностью рабство исчезло лишь в 1833 году.

Череп ихтиозавра был найден примерно в конце 1810 — начале 1811 года, вскоре после смерти Ричарда Эннинга, отца Мэри. Череп отыскал ее брат Джозеф, и именно его имя указали под скелетом, когда тот был выставлен на всеобщее обозрение. Однако на самом деле остальные кости выкопала Мэри в 1811–1812 годах, она же собрала недостающую часть скелета. О том, как проходили раскопки, известно немногое: только то, что местные рабочие за плату спустились по отвесному утесу и скинули нужный выступ к его подножию. Вполне возможно, что Мэри не побоялась и сама принять участие в этом процессе… Хотя она и не умела спускаться по склону на веревках, как альпинист!

В 1823 году была сделана еще одна крупная находка: Мэри обнаружила цельный скелет плезиозавра. В 1828 году список пополнился «летающим драконом», или птеродактилем, а в 1829 году — скелетом рыбы сквалорайи. За свою почти сорокалетнюю «карьеру» Мэри отыскала бесчисленное множество окаменелостей, но эти находки считаются самыми важными. Однако ни одна из них не носит ее имени. Все они названы в честь мужчин, которые приобрели их и показали миру — с разрешения Мэри, разумеется. Учитывая ее пол и социальный статус, дать находкам ее имя было попросту немыслимо. Впрочем, в честь Элизабет Филпот все-таки назвали вид ископаемой рыбы — вероятно, потому, что мисс Филпот была из аристократов. Все мужчины, сотрудничавшие с Мэри, в итоге дали свои имена какому-нибудь ископаемому виду. Только вообразите, как непросто было вынести такую неспра­ведливость!

Мэри и впрямь познакомилась с Генри де ла Бешем еще в детстве, но, разумеется, их совместное времяпрепровождение — это моя выдумка (кстати, частицы «де ла» добавлены перед фамилией Беш отцом Генри, чтобы она звучала величественнее). Несомненно, их дружба продлилась много лет, а знания Генри в сочетании с тонкой интуицией Мэри дали превосходные результаты. Генри всегда особо подчеркивал заслуги Мэри в их работе и не раз спасал ее от нужды: продавал свои рисунки на аукционе, торговал их печатными копиями, а вырученные деньги отдавал Мэри.

Насколько мне известно, Генри не дарил Мэри щенка, однако у нее и впрямь была дрессированная собака Трэй (необычная кличка для пса!). Трэй сидел на берегу и охранял окаменелости, пока Мэри ходила за помощью или нужными инструментами. Увы, пес погиб во время оползня, а саму Мэри от смерти отделил всего какой-то фут. Наверное, очень страшно и больно видеть, как твой верный друг погибает, выполняя свой долг.

Элизабет Филпот, в честь которой изначально назвали Музей Лайм-Риджиса, тоже была верной подругой и соратником Мэри. Я решила писать именно о ней, а не о ее сестрах Луизе и Маргарет (которые тоже собирали окаменелости и ракушки), потому что ее дружба с Мэри подтверждается многими свидетельствами (например, письмами). Разумеется, их диалоги на страницах этой книги выдуманы, как и встречи с мистером де Люком.

А вот история об утопленнице целиком и полностью достоверна. Разумеется, это событие очень серьезно повлияло на шестнадцатилетнюю Мэри. Неудивительно, что ее забота, бережность и мягкость так поразили людей вроде Анны Марии Пинни, с которой девушка сблизилась, уже будучи взрослой. Ведь Мэри славилась прямотой и деловитостью и была человеком пусть и не злым, но чуждым всякой сентиментальности. По всей видимости, Анна решила, что Мэри тоже хотя бы отчасти свойственна романтичность. Возможно, она считала себя одной из тех избранных, кому Мэри не боится показаться слабой и уязвимой, и очень этим гордилась. Но замечала она и то, как некоторые используют ее подругу. Вот что Анна писала о Мэри: «Она говорит, что мир злостно ее использует… все эти ученые мужи обгладывают ее мозг, а потом пишут множество науч­ных работ, к содержанию которых она имеет прямое отношение, только не получает за свои заслуги никаких наград»[7].

В 1826 году Мэри открыла свой магазинчик — «Лавку окаменелостей Эннинг», в которую тут же устремились все ведущие геологи и палеонтологи. В 1844 году король Фридрих Август Саксонский лично посетил магазинчик и приобрел для своей обширной коллекции скелет ихтио­завра. Карл Густав Карус, советник короля, так описал эту поездку в своем дневнике: «Мы вышли из экипажа и решили прогуляться пешком, как вдруг натолкнулись на магазинчик, полный великолепных окаменелостей и ископаемых останков. На витрине были выставлены восхитительные аммониты, голова ихтиозавра и еще