Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Это распад» с трудом вспомнил Одиссей, вцепившись в чёрную слякоть, мёртвую и недвижимую, стараясь ранить пальцы об острые грани, чтобы почувствовать живую боль и продержаться ещё мгновение.
И Мир Ноль спросил человека: «Есть ли спасение?»
А может это он сам спросил себя в последних конвульсиях личности.
Одиссей вспомнил, что случилось с могущественной безымянной расой воителей, которые решили сразиться с небытием — и были стёрты. Вспомнил всё, что узнал на Планете судьбы. И ответил:
— Игра.
Бездна исчезла, будто её и не было. Вода расплескалась вокруг, и человек почувствовал, как по израненным пальцам ползает боль и сочится кровь. Как затекли колени, ноет согнутая поясница и, уж конечно, мстительно жмёт шея. По всем мучительным признакам и полному отсутствию защиты Древних, детектив безошибочно понял, что игры закончены… и он победил.
— Во имя галактики, — выдохнул Фокс, садясь и утирая лицо рукавом, а другой рукой разминая загривок. — Во имя утраченной Земли, мать вашу… сколько можно истязать несчастного старого человека?
Он высказал ещё несколько содержательных архаичных слов и выражений, полных колорита и сильных призывов небесам. Которые, немного упрощая по смыслу, но сохранив суть, можно заменить одним ёмким мелкарианским ругательством: «Шуукана Бюлляшть!!!» Таково было имя самой презираемой и нелюбимой бульбы в истории планеты Мелкар.
Тем временем небеса тоже вернулись из небытия и вольготно раскинулись вокруг планеты, заполняясь мириадами звёзд. Гигантские фигуры первых рас остались тёмными провалами на переливчатом небе, они всё так же склонились и наблюдали за человеком.
А ещё он увидел, как медленно и тихо слякоть повсюду начинает разглаживаться, смягчаться, а прямо напротив и вокруг — неудержимо тянуться вверх. Планета оживала у Одиссея под ногами, и вокруг него возносилось нечто циклопическое и огромное. Красивое. Синяя звезда поднималась всё выше вместе с вершиной строения, которое росло и росло.
Прошла минута, и всё остановилось, детектив поднял голову и невольно охнул от открывшейся красоты. Ночь стала удивительнее и краше: он стоял в центре вавилонской башни, полной арок и переходов, лестниц и альковов. Мощёная гладкими камнями узкая дорожка для одного путника человеческих размеров и пропорций начиналась от его ног и уходила по кругу, постепенно вздымаясь выше.
Далеко-высоко на вершине башни Одиссей разглядел сияние невиданной и прекрасной синей звезды — и понял, что его приглашают к ней подняться. Издеваются, что ли, подумал он, потерев поясницу и прикинув количество ожидающих шагов.
Но больше, чем награда, Одиссея привлекли и удивили бесчисленные фигуры разных размеров, цветов и форм, замершие в каждом из арочных альковов снизу-доверху вавилонской башни. Это были разумные существа всех известных и неизвестных Фоксу рас. Он как следует растёр ноющую спину и двинулся по дорожке, начиная свой путь наверх.
Глава X: Главная из историй
Арки торжественно молчали, а цветные полотнища звёзд пригасли, словно соглашаясь с важностью момента. Одиссей шаг за шагом поднимался по лестнице, которая казалась бесконечной, но была не такой уж и большой — если идти строго по дорожке, ведущей на самый верх. Другое дело, если решить прогуляться в стороны: лестница часто расходилась на переходы, и вся Башня состояла из уровней, по которым можно гулять часами и даже днями, изучая фигуры, стоящие, сидящие и парящие в провалах и альковах.
В некоторых арках застыло по одной фигуре, в других по две (таких казалось большинство), в иных виднелись по три и даже больше. Кое-где встречались рои. Там, где можно, существа были настоящего размера: одни щуплые и крошечные, другие высокие и мощные, попирающие пятиметровые своды; да и арки разнились по размеру, чтобы достойно представлять всех. Там же, где требовалось показать гигантское или микроскопическое существо, пространство под сводом искажалось и для масштаба всегда давался… большой пакет со Взрывными Ахимбарскими Бумбарами Высшего Качества.
Заметив это, Одиссей удивлённо покачал головой и растроганно улыбнулся — он понял, что Планета Ноль изучила человека и создаёт финальную декорацию исключительно для него. После всего, что победителю пришлось преодолеть за буквально пару часов, это было очень человечно.
В Башне не нашлось ни одного повторяющегося существа, и будь у детектива нейр или хотя бы допотопный инфокристалл, то окинув все ярусы сканирующим взором — он мог бы узнать, что в арках находится чуть больше четырёх тысяч разных этноидов всевозможных видов и форм. Именно столько разумных рас проживало в Галактике.
Одиссей смотрел на них, затаив дыхание, словно видел больше, чем показано. Чувства бродили в нём почти бездумно, он ощущал одновременно и прилив адреналина после победы, радость от осознания, что всё кончено, все опасности преодолены — и опустошение. Но физическая усталость отступала: его молодое тело радовалось, что живёт, а боль улеглась поглубже. Даже шея посчитала происходящее слишком важным, чтобы отвлекать. С каждым шагом сияющая синяя звезда становилась ближе, а Одиссея всё сильнее охватывало торжество.
Он прошёл мимо двух диффузированных боками мелкарианцев, пары лууров, которые переплели хвосты, одинокого властного алеуда с двенадцатью рогами, таллийцев в прыжке с грациозно раскрытыми крыльями, бабочку-хаммари, окружённую порхающим роем, жера с кусками заскорузлой брони, которые расходились при дыхании, открывая беззащитное нутро, ру’уна, парящего в позе медитации, аж восьми маленьких ментальных ний, сидящих четырьмя парами на разных выступах каменной арки — и всех, всех, всех.
Наверху своды Башни начинали изгибаться и уходить широкими волнообразными полосами к самому центру — семидесятиметровой медузе, венчавшей эпохальное строение. Одиссей прошёл мимо последней арки, человеческих юноши и девушки, которые держались за руки и смотрели вдаль; вступил на изогнутую волну и поднимался по ней, пока не взошёл на поверхность тела сайны. Звезда призывно сияла впереди.
Каменное тело медузы казалось подвижным, пластичным и живым. Оказывается, их шкуру покрывали едва различимые асимметричные узоры, и иногда по ним, как по запутанным путям, пробегали слабые огоньки: зелёные, красные, фиолетовые, синие…
Детектив подошёл к звезде, и все титанические фигуры прародителей склонились, разглядывая маленького человека. Гигант подался вперёд, торжественной тенью опустился на Планету судьбы, уменьшился до размеров человеческой головы — и повис перед Фоксом. Это было толстенькое веретено из дышащего пещеристого тела со спиральными кругами красивой полупрозрачной бахромы; оно неторопливо крутилось то в одну сторону, то в другую, и слегка танцевало вверх-вниз, словно вечно свободное и беззаботное создание в глубинах морей.
— Здравствуй, Одиссей, — сказал Древний.
Его голос шёл ниоткуда и отовсюду, и звучал удивительно: в нём было величие, отрешённость и скорбь, но вместе с тем дружелюбие и тепло. В отличие от Схазмы с её вымученным и вдирающимся в психику криком, архаи не пытался звучать круто — но от его голоса у Фокса прервалось дыхание.
— Здравствуйте, Древние.
— Ты победил в нашей маленькой игре.
Кажется, этот факт вызывал у архаи радость.
— Да уж… Спасибо, что нарисовали последнюю часть картины в виде Башни.
— Тебе нравится?
— Самая красивая метафора.
— Не хуже Вавилонской? — кажется, в голосе была улыбка.
— В отличие от Вавилонской, она завершена.
— Да, — тепло согласился Древний. — Сайны воплотили свой замысел, самый грандиозный из всех.
— Они решили пойти вашим путём? Но вместо пяти рас смогли засеять галактику тысячами и синхронизировать их развитие, чтобы мы все выбрались в космос примерно в одну эпоху?
— Да. Невероятно, правда?
— Невероятно.
Одиссей пытался, но не мог даже представить всей громады деяния, которое сайны сумели свершить.
— Но это уже конец истории, — мягко посетовал Древний. — А начало?
— Вы расскажете?
— Мы уже рассказали. Но важнее не то, что сказано, а то, как услышано. Что услышал ты?
У архаи не было глаз, но кажется он видел Одиссея целиком, подобно книге, и с интересом вглядывался в страницы.
— О, я люблю собирать истории из осколков, — улыбнулся детектив.
— Тогда поведай самую главную.
Человек помолчал, собираясь с мыслями.
— Давным-давно появилась вселенная, но она была пуста. А пока в мире нет того, кто его осознаёт — считай, нет и мира. К счастью, в основе вселенной лежит парадокс простоты и сложности. Всё мироздание целиком — вырождается, упрощается и тратится безвозвратно, в конечном