— Простите, я просто не ожидала вас увидеть…

— Вы разве знаете меня? — с живым любопытством осведомилась блондинка, меняя позу.

Теперь она вытянула скрещенные ноги в другую сторону и изогнулась влево. Это выглядело манерно и еще больше усугубляло странное впечатление, производимое женщиной. Александра постаралась ответить как можно мягче и обтекаемей:

— Я слышала, что вы находитесь на лечении…

— Верно, я была в клинике, — охотно согласилась Марианна. — Но теперь меня выпустили. Я туда не вернусь.

— Ваша семья будет счастлива!

Александра произнесла эти слова совершенно искренне, представив себе реакцию прежде всего дочек Марианны. Но женщина, внимательно слушавшая ее, покачала головой:

— Нет… Нет… Я им мешаю.

— Что вы говорите…

Марианна нахмурилась, морщина на переносице стала глубже. Она в упор смотрела на гостью, и взгляд ее был тяжелым. Художница слегка поежилась, и не потому, что ей было холодно в майке и босиком.

— Они тут устроили черт знает что без меня, — раздраженно произнесла Марианна, выдержав томительную паузу. — Продали дом, переехали в этот сарай, где им самим места не хватает… А теперь, когда я вернулась, мне тут негде спать. Они запрятали меня в замок, к матери в сторожку. Но почему я должна там жить? Разве я не хозяйка своего дома? Я не прислуга, чтобы жить в сторожке! Мать уехала куда-то после обеда, тогда я оделась и ушла оттуда! Я шла прямо через поля! Видите, как вымазалась? Шел дождь…

— Вы давно вышли из больницы? — спросила Александра.

Она надеялась этим простым вопросом разрядить напряжение, нараставшее с каждым словом, произносимым Марианной. Та раздражалась так, словно с нею спорил невидимый собеседник. Все ее поведение, порывистые движения, вид, одновременно сонный и возбужденный, взгляд, то плывущий в тумане, то жестко сфокусированный на одном предмете, — все убеждало художницу в том, что та либо находится под сильным воздействием нейролептиков или прочих психотропных препаратов, либо, напротив, страдает из-за их отмены. В Москве у Александры имелся знакомый художник, который вынужден был два раза в год ложиться в психиатрическую больницу. Его поведение было весьма схожим с тем, что она наблюдала сейчас. «Больна она или нет, не знаю, — думала Александра, наблюдая за мадам Делавинь и все больше проникаясь к ней жалостью. — Но то, что не в своей тарелке, это точно. Она не должна находиться одна!»

Марианна, которую ее вопрос неожиданно поставил в тупик, сидела неподвижно, глядя на собеседницу. Ее маленький пухлый рот приоткрылся еще сильнее, теперь у нее был попросту глупый вид.

— Давно ли я вышла из больницы… — протянула женщина, растерянно оглядываясь, словно советуясь с комнатой. — Давно! Месяц назад.

— И все это время вы живете в сторожке?! В замке?! — воскликнула Александра, вновь потеряв самообладание.

Она опять повысила голос, и болезненная реакция со стороны Марианны не замедлила ждать — на этот раз та зажала руками уши, часто моргая и с упреком глядя на художницу.

— Сначала я жила в коттедже, но потом приехали эти двое, и мне пришлось перейти в сторожку, — сообщила Марианна. Убедившись, что собеседница пристыженно притихла, отняла руки от ушей. — Там я уже… неделю, да, неделю.

— Почему вы не живете здесь, с семьей? — недоуменно спросила Александра. — Конечно, здесь тесно… Однако, если Дидье поменяется комнатой с отцом, здесь могли бы разместиться двое… вы и ваш супруг. Я, конечно, не могу давать вам советы, но…

Женщина отмахнулась, как от надоедливого насекомого, лезущего в лицо:

— Перестаньте! Они просто не хотят, чтобы я с ними жила. Я всем мешаю!

Ее лицо искривилось, словно женщина собиралась заплакать. Слез, однако, не последовало. Марианна лишь провела рукой по лбу, будто собираясь с мыслями, и пристально взглянула на собеседницу:

— А все-таки кто вы такая? Вы его любовница?

Александра скорее чувствовала, чем видела, как взгляд, цепкий и почти осязаемый, скользил по ее обнаженной шее, плечам, по босым ногам. Смутившись, она ответила резче, чем хотела:

— Ну что вы говорите такое! Конечно нет. Я приехала в гости к вашей соседке, Наталье.

— Не знаю такой, — быстро проговорила Марианна.

— Это ей продали дом…

— Я ничего никому не продавала, — с той же лихорадочной поспешностью ответила женщина. — Это они сами так решили. Якобы, чтобы оплатить мое лечение в клинике. На самом деле я понятия не имею, куда ушли деньги! Нет, знаю! Он потратил их на своих любовниц! Вы думаете, он верный муж, хороший отец, да? Весь город так думает! Внешность обманчива! Если бы я захотела вам все рассказать…

Нахмурившись, она замолчала. Словно разом потеряв интерес к собеседнице, Марианна принялась разглаживать складки на задравшейся выше колен юбке. Потом пожала плечами, словно удивляясь:

— Я так поправилась в клинике… Там ужасно кормили, все такое вредное… И потом, эти лекарства, у них такие противопоказания… А он даже не купил мне новую одежду, когда я вышла оттуда! — Марианна все сильнее раздражалась. — Видите, как я выгляжу… Разве я могу ему нравиться? Конечно, он привык к свободе за эти годы. Теперь жена ему мешает!

— Я уверена, что муж очень рад вашему возвращению…

— Он-то? — фыркнула Марианна. — Он будет очень рад, когда снова упрячет меня в клинику! Но пока он не может этого сделать, деньги кончились, и меня выставили на улицу. Ему пришлось меня забрать. Сейчас он ищет нужную сумму для первого взноса, чтобы вернуть меня обратно. Обратиться в государственную клинику ему гордость не позволит, что вы! Он же Делавинь, глава первого семейства в округе! Что скажут люди?! Да, об этом-то он всегда думает… А вот обо мне…

Александра не знала, как справиться с неловкостью. Излишняя откровенность этой едва знакомой женщины казалась ей ненормальной. Она начинала всерьез тревожиться, а не сбежала ли на самом деле Марианна из больницы? Правду ли она говорит о том, что целый месяц провела в замке, может ли это быть? «Я понимаю, что, когда Лессе нет в замке, Жанна там хозяйничает и может заселить кого угодно… Но как она скрывала дочь целую неделю при хозяевах?! И Дидье ни словом не обмолвился…»

— Простите, — она воспользовалась тем, что Марианна вновь замолчала. — А дети знают, что вы вышли из клиники? Дети виделись с вами?

— Нет, — немедленно ответила женщина. — Только Дидье, но он уже не в счет, он вырос и стал совсем таким же негодяем, как его отец. Он был бы рад, если бы я осталась в клинике навсегда… Чтобы я там умерла! Это бы упростило им жизнь!

Выставив вперед подрагивающую ладонь, словно отвергая возможные возражения, которые готовы были вырваться у Александры, Марианна закончила:

— Я затем и пришла сюда, чтобы посмотреть на девочек. Им еще никто ничего не сказал.

«Только что она утверждала, будто ищет убежавшую собаку!» — припомнила Александра. Художница с тревогой взглянула на темное окно. Положение было странное. Она находилась в чужом доме, без ведома хозяев, наедине с женщиной, которая явно нуждалась во врачебной помощи или хотя бы в компетентном присмотре. «Какого рода было ее расстройство? — с беспокойством спрашивала себя Александра. — Говорили о том, что она не могла больше находиться в „Доме полковника“, что у нее нарушился сон и она начала заговариваться… Она и сейчас выражается странновато. Но, в сущности, если ничего не знать, то и не поймешь, в чем дело… Только бы у нее не было суицидальных наклонностей! Что я с ней тогда буду делать?!»