Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я ждала пять.
— Повезло. Ну, возвращаемся. — Вдруг она схватила меня за руку: — Ты гляди, Филипп. Ну, тот парень из поезда, что договаривался с кондуктором. Вишня, как я выгляжу?
— Как обычно, — пожала я плечами, — только что волосы у тебя сколоты в узел.
— А лицо?
— Ну как ты можешь выглядеть? Я ведь не скажу, что у тебя стерлась помада.
— А вообще? — нервно спросила Милена.
— Вообще — о’кей. Ты же видела, какое лицо было у ксендза.
— Он эстет никакой. Другое дело — ксендз Адам. — Миленка взволнованно огляделась. — Надо подойти к нему?
— Конечно, если он тебе нравится… Он как раз стоит в очереди на исповедь. Если поторопишься, займешь за ним.
— Домой одна пойдешь?
Я кивнула.
— Тогда возьми и мою корзинку.
Я взяла по корзинке в руку и покорно потопала обратно. Довольно долго я бродила вокруг дома Миленки, отдаляя, насколько возможно, встречу с ее родителями Отдаляя никчемушные разговоры. Тягостные паузы.
— Вишенка? А чего ты сидишь одна на скамейке? Поднимайся наверх! — крикнула Миленкина мама, по пояс высунувшись из окна.
Я поднялась.
— А Миленка где? — спросила мама, открывая ветхую дверь.
— Захотела исповедаться, — сообщила я, ставя корзинки на консольку у зеркала.
— Только не сюда! — крикнула мама прямо мне в ухо. — Эту рухлядь сделал Рысек! Я жду не дождусь, когда она развалится!
— Уже недолго. Задняя ножка едва держится, — утешил ее создатель рухляди, облепленный от ступней по буйную шевелюру четвероногими. — Поди ж ты, Млечка на исповеди. Похоже, в первый раз она успеет исповедаться до Светлого понедельника.
— Но это будет не скоро. Она шестидесятая в очереди.
— Которая?! Все, я ей отнесу чего-нибудь перекусить в костел! Она ж помрет с голоду!
— Не надо. Она взяла из корзинки булку и кусок хрена.
— Хрена?!! — крикнула мама так громко, что у меня чуть барабанные перепонки не лопнули. — Она совсем не следит за собой! Вот наживет язву, если только уже не нажила!
— Миленка просила ничего ей не приносить, — сказала я. — В крайнем случае, если проголодается, выйдет из очереди. Так она говорила.
— Слышала, Ядвига? Никуда она не денется. Давай лучше займемся Вишней, а то она начнет жалеть, что приехала.
— Точно! Так, может… — Мама на секунду задумалась. — Давай я покажу тебе комнату Милены!
— А та, вчерашняя…
— Я положила вас в спальне! — объяснила она. — А мы спали в большой комнате! Когда приезжает Милена, мы всегда переходим туда, потому что у нее нет кровати! Не помещается она на четырех квадратных метрах!
— А… — только и успела сказать я, потому что мама начала экскурсию по Миленкиной комнате.
— Это вот и есть ее комната, а заодно доказательство, что у Рысека руки не тем концом вставлены!
— Да, — согласился Миленкин папа, ничуть не оскорбленный столь критическим высказыванием о нем, — в кружок «Умелые руки» меня не возьмут.
— Это еще слабо сказано! — заметила мама. — Взгляни, Вишня, на эту деревянную панель!
Я взглянула. Полуметровый участок стены был покрыт неровно отлакированными досками.
— Интересно, кому и зачем нужны сорок семь сантиметров деревянной панели?! — задала мама (надо думать, не первый раз) риторический вопрос.
— Как зачем? Для красоты, разумеется.
— Ах да, я же забыла! — улыбнулась мама и вернулась к роли экскурсовода: — А теперь взгляни на этот письменный стол!
Стол как стол. Таких полно в старых школах, библиотеках и конторах. На столе — высокий коричневый кувшин, а на нем прямоугольный кусок стекла, исполняющий функцию подставки для аквариума.
— Как ты думаешь, что чувствовала бы она, — мама указала на бойцовую рыбку, которая, не ведая об угрожающе зыбком своем положении, расправлялась с кусочком пасхальной ветчины, — узнав, на чем стоит аквариум?
— Я бы от страха, наверно, выпрыгнула на ковер, — чистосердечно призналась я.
— А вы думаете, наш мир устойчивей, чем этот аквариум? — рассмеялся Рысек.
— Не пугай молодежь, им достаточно того, что они слышат о себе по телевизору! — обрезала его мама.
— Вот-вот, — согласилась я. — Все относятся к нам как к саранче.
— Или как к грибку, — добавил папа. — А ведь вы же не виноваты, что двадцать лет назад часто выключали электричество. Люди настрогали детишек, а теперь кричат, что идет демографическая волна и несет угрозу для рынка труда.
— Да что говорить! — вздохнула мама Милены. — Сменим лучше тему, от этой меня начинает трясти!
— Так, может быть, покажем Вишне полки в кухне? — предложил Рысек. — Тоже моя работа.
— Действительно! Смотри и удивляйся!
Я вошла в кухню, где, кроме раковины, газовой плиты и столика для дошколят, имелись только две полки. Если можно так назвать неструганые доски, висящие на пластиковых бельевых веревках, привязанных к кривым гвоздям.
— Они хотя бы на гвоздях висят, а вот полочка в спальне — та на спичках, обернутых ватой! Я все жду, когда она рухнет!
* * *
Рухнула. Сегодня ночью, когда все девять насельников (ну, может, кроме бойцовой рыбки) спали крепким каменным сном. Около двух часов спички, удерживающие полку, признали, что не в силах нести дополнительную нагрузку в виде Миленкиного будильника, сломались и упали на пол. А вместе с ними упала полка и все, что на ней находилось, то есть килограммов пять книг в твердом переплете, а также вышеупомянутый будильник, у которого от удара об пол включился звонок.
— В чем дело? Что случилось? — вскрикнула Миленка, инстинктивно прикрывая запястья.
Я не успела сообразить, так как в спальню ворвались Миленкины родители вместе с домашними животными (за исключением бойцовой рыбки).
— Ну наконец-то! — Мама Миленки воздела руки в благодарственном жесте. — Свершилось!
Произошедшее безумно обрадовало и собак, потому что они принялись носиться по комнате, поминутно вскакивали на постель и лизали мне нос. Каждую ноздрю в отдельности.
— Аза очень полюбил тебя, — сообщил мне Миленкин папа. — Не всякому он так тщательно вылизывает нос. Обычно лизнет самый кончик и все. А тебе, ну прямо… Прошу тебя, подставь ему ухо. Он будет счастлив.
— А я вот не знаю, что сделаю, если вы мигом не заберете всю команду из комнаты! — рявкнула Миленка. — Я спать хочу!
— Ну, хорошо, хорошо, — ответил папа, ничуть не смущенный ее рявканьем, — уходим. Аза, оставь ушко. Папочка за это даст тебе вылизать оба своих и вдобавок пальцы на ногах.