тканью стула, стоявших рядом с огромной кроватью, на которой могли бы уместиться шестеро взрослых, не мешая друг другу.

Линда Холден-Брайант была одета в тонкий, цвета лаванды, атласный халат с длинными рукавами, застегнутый до самого верха. Она сидела на постели, опираясь спиной на взбитые подушки. Пайн представила себя и Блюм, а затем внимательно посмотрела на женщину, выглядевшую лет на шестьдесят пять и находившуюся в отличной форме. В волосах, выкрашенных в белый цвет, виднелись серебристые корни.

Она обладала на удивление острыми чертами лица. Зеленые глаза будто светились изнутри. Рот напоминал кровавую рану, подбородок казался слегка зазубренным, но изящным. В общем, очень привлекательная женщина, глядя на которую, вполне можно подумать, что она моложе на десять или пятнадцать лет, чем есть на самом деле. Хозяйка спальни лежала под одеялом, но Этли хватило одного взгляда на ее длинные ноги, чтобы понять, что Линда Холден-Брайант всего на несколько дюймов ниже самой Этли.

– Сожалею, что вынуждена принимать вас в таком виде, но у меня что-то вроде гриппа, – начала она.

Голос у нее был ниже, чем ожидала Пайн. Холден-Брайант перевела взгляд на Блюм.

– О, нет, я не заразна, вам не стоит тревожиться. Я прошла полный курс лечения антибиотиками и быстро поправляюсь. Но процесс еще не завершился. К тому же ужасная погода плохо действует на настроение.

– Полагаю, что жизнь в таком месте не позволит плохому настроению вас долго преследовать, – с обезоруживающей улыбкой проговорила Блюм.

– Вы очень милы – и совершенно правы. Мне сопутствовала огромная удача. И теперь я пользуюсь серьезными привилегиями. Я оказалась в нужном месте в нужное время.

– Я уже очень давно не видела дворецкого, – призналась Этли.

Холден-Брайант тихонько рассмеялась.

– Пережиток моего последнего брака. Я могла бы отпустить бо́льшую часть слуг, ведь я веду простой образ жизни. Но это было бы жестоко по отношению к ним. Они не виноваты в моем разводе, поэтому я их оставила.

– Очень мило с вашей стороны, – сказала Блюм.

– Они разделяют ваше мнение. А теперь, – продолжала Линда Холден-Брайант, поворачиваясь к Пайн, – вы хотели поговорить со мной о Джеке Лайнберри?

– Да.

– Насколько мне известно, он весьма успешен. Удачные вложения, не так ли?

– Да. Но я думаю, что вы обошли его в финансовом плане.

– Я бы так не сказала, – заметила Линда. – У него самолет больше, хотя у меня их два.

– Откуда вы знаете? – поинтересовалась Пайн.

– У нас общие друзья, они держат меня в курсе. Но он заработал свои деньги.

– Я думаю, вы также заработали свои, – заметила Блюм.

– Если вы продолжите в том же духе, то станете моим новым лучшим другом, – с улыбкой заметила Линда. Потом снова повернулась к Пайн, и выражение ее лица стало более серьезным. – Так о чем вы хотели поговорить?

– Джек лежит в больнице в Джорджии, – ответила Этли.

Линда заметно напряглась.

– С ним все в порядке? – спросила она.

– Он поправится. Но в него стреляли.

– Боже мой… В Джека стреляли? Кто? Почему? – нетерпеливо спросила Холден-Брайант.

– Кто – известно. И почему – известно. На самом деле стреляли в меня, но Джек оказался не там, где следовало.

– Почему кто-то пытался вас убить?

– Я – агент ФБР, и это было связано с моей работой.

– А откуда вы знаете Джека? Он имеет какое-то отношение к ФБР?

– Нет. Я недавно познакомилась с ним в Джорджии, – сказала Пайн. – Более того, была знакома с ним в детстве, но не запомнила его.

Лицо Холден-Брайант напряглось.

– Вы знали его, когда были ребенком?

– И только позднее выяснила, что он мой отец, – спокойно проговорила Этли.

Тут следует отдать должное хозяйке дома – она сохраняла полнейшее спокойствие в течение пяти самых долгих секунд в жизни Этли Пайн.

– Значит, он ваш отец? – сказала Холден-Брайант, понизив голос.

– Да, мой и моей сестры Мерси. Мою мать звали Джулия Пайн. Но в те времена ее знали как Аманду. Быть может, вы с ней встречались?

Холден-Брайант немного помедлила, взбила подушку и подтянула одеяло к груди, словно готовилась к долгой зимней спячке.

– Нет-нет, не могу сказать, что я ее знала.

Этли долгую секунду смотрела ей в глаза, затем произнесла:

– Мне известно, что вы и Джек были в то время помолвлены.

Внезапно женщина отбросила одеяло в сторону, поставила ноги на пол и встала с постели. Под халатом на ней была пижама в полоску. Линда Холден-Брайант решительно подошла к деревянному шкафу, стоявшему у стены, и распахнула дверцу, за которой оказался большой бар.

– Хотите чего-нибудь? – спросила она.

– Для меня еще рановато, – сказала Пайн. – И если вы принимаете лекарства, стоит ли вам пить спиртное?

– О, я прямо-таки чувствую, что сейчас моя жизнь висит на волоске, – резко ответила Холден-Брайант.

– Я бы выпила бокал шерри, если у вас есть, – попросила Блюм.

– У меня есть все, милая. И мне сейчас не помешает что-нибудь крепкое.

Она принесла Блюм бокал с шерри, села на постель со стаканчиком бурбона, скрестила ноги, сделала большой глоток, чопорно вытерла рот и вздохнула.

– Я была обручена с Джеком. Больше года. А до этого мы встречались несколько лет.

– Значит, вы испытали настоящее потрясение, когда узнали, что он отец двух девочек, – заметила Пайн.

– Господи, как жаль, что я больше не курю, – сказала Холден-Брайант и бросила на Пайн проницательный взгляд. – Какова истинная причина вашего визита?

– Я намерена сказать вам нечто неожиданное и ошеломляющее. И очень надеюсь, что для вас мои слова станут шоком. А потом мы поговорим.

Холден-Брайант некоторое время на нее смотрела, затем одним глотком допила остатки бурбона и встала, чтобы налить еще. Когда она снова уселась на кровать, Этли коротко рассказала о некоторых событиях, произошедших в ее семье, однако не стала упоминать о роли братьев Винченцо, решив пока о них умолчать. Тем не менее складывалось впечатление, что сидевшая на огромной кровати Холден-Брайант становится все меньше по мере того, как Пайн говорила.

Этли замолчала, сложила руки на груди и посмотрела на немолодую женщину.

Холден-Брайант допила вторую порцию бурбона, поставила пустой стакан на прикроватный столик, затем оперлась спиной о гору дорогих подушек.

– Все это произошло много лет назад, – сказала она наконец.

– Старые грехи отбрасывают длинные тени, – заметила Блюм.

– И вы думаете, что я грешница?

– Я не знаю, и мне все равно, – сказала Пайн. – Лишь хочу понять, что вы могли сделать в тот момент, когда вам стало известно про связь Джека с моей матерью.

– У вас нет доказательств того, что я о них знала или что-то сделала.

– Тогда позвольте мне задать прямой вопрос: вы знали, что Джек спал с моей матерью и та забеременела? – спросила Пайн.

– Я могу лишь сказать, что вы не можете заставить меня отвечать на этот вопрос.

– Тут вы совершенно правы, – согласилась с ней Этли. – В ответ могу лишь повторить: я хочу выяснить, что произошло с моей сестрой. Разве у вас не возникло бы такого желания, если б мы поменялись местами?

– Я