– Ваше Величество, – осторожно сказал генерал.

– Я знаю, что делаю, – остановил его Павел. – Идите, Добров. Исполняйте. Орлова. Сюда. Живым. Заартачится, разрешаю применить силу. Возьмите эскадрон жандармов.

– Нет, постойте. Никаких жандармов. Уговорите его, Добров. Вас он послушается.

* * *

Вот так просто: уговорите Орлова-Чесменского. Кто такой граф Орлов? Герой Чесменской битвы, величайший государственный деятель, граф, в конце концов.… Кто такой я? Никому не известный мальчишка, только что прибывший на службу, в чужом мундире и старых отцовских сапогах.

Я не помнил, как оказался на улице. Свирепый ветер затеял метель. Мороз тут же пробрался под одежду. Казённая епанча из армейского сукна – слабая защита от непогоды. Нелёгкое задание мне дали. Одно дело, тогда с Архаровым и Ростопчиным к присяге графа привести. А теперь одному, этого самого графа сюда притащить. И каким образом я это сделает? Вот так, войду в дом великого Орлова-Чесменского и прикажу ему собираться и следовать за собой? А он возьмёт и выгонит меня к чертям. Кого ему бояться? Императора? У него заслуг перед Россией столько! И орденов больше, чем у меня пуговиц на сюртуке. И как мне тогда быть? Призвать эскадрон жандармов? Они и пальцем не посмеют тронуть великого Орлова-Чесменского.

Ну, почему так тяжко служба началась? – посетовал я.

У моста, перекинутого на Васильевский остров, стояла полосатая будка. Рядом пылал костёр, раздуваемый порывами ветра. В будке угадывался профиль караульного солдата. Он стоял неподвижно, приставив к ноге длинную фузею с примкнутым трёхгранным штыком.

«Ему тоже нелегко, – подумал я. – А ну-ка постой на морозе часок-другой. Да потом ещё на развод караула…. А разве офицерам, что разводят часовых легко? Всю ночь и весь день по постам ходить, да проверять…. А разве Аракчееву легко? Ох, ему-то в первую голову достаётся, да за всем уследить надо…. И императору – не сладко. Император один против всех. Даже меня не наказал за ужин – ин до того ему… Он о России печётся, а я тут вздыхаю о своей судьбе нелёгкой», – устыдился я собственной слабости и решительно направился через мост, на Васильевский остров. Будь – что будет.

Дверь открыл все тот же старый лакей в напудренном парике и малиновой ливреи с серебряными пуговицами.

– Граф после пяти не принимает, – ответил лакей вежливо, но с некоторой пренебрежительностью.

– Передайте графу, что прибыл я по полномочию Его императорского высочества, – настаивал я.

– Прошу, – тут же впустил меня слуга, услышав, от кого посланник. – Немедленно доложу графу.

Вскоре он вернулся и провёл меня на второй этаж в кабинет графа. Алексей Орлов сидел в мягком кресле подле камина. На нём был персидский тёплый халат. Ноги укрыты пледом. Он напоминал старого медведя. Лицо его казалось неживым, фиолетовым, на котором бледной полосой выделялся шрам. Я все ещё робел, но стараясь говорить твёрдо. Отрапортовал, что прибыл с поручением от императора.

– Ах, это вы, – сказал он тяжело. Из горла при каждом вдохе вырывался шуршащий свист. – С чем на этот раз пожаловали?

Я передал ему конверт, что получил для графа в канцелярии. Безбородко сказал, вручая депешу: «Кабы не помер граф Алексей, прочитав сие». Орлов взял широкой трясущейся рукой письмо. Надломил сургучовую печать.

– Захарушка! – крикнул он.

Тут же из-за двери вынырнул лакей.

– Что изволите?

– Самовар ещё не остыл?

– Горячий.

– Предложи гостю чаю с пряниками и сыром, пока я читаю.

– Сию минуту, – поклонился лакей и тут же исчез за дверью.

Алексей Орлов развернул бумагу и принялся читать. По мере чтения, глаза его округлялись, мохнатые седые брови поползли вверх, челюсть отвисла.

– Это что же он удумал? – сказал он и громко воскликнул: – Господи, вразуми: что творится?

Он стал неистово креститься, захрипел, схватился за грудь и начал валиться набок. Я попытался поддержать его. Тут же вбежали слуги, принялись хлопотать. Домашний доктор, маленький носатый немец кричал:

– Zerstreuen! Bestehen!

Совал графу под нос флакончик с нюхательной солью.

– Все! Все! Подите! – замахал Орлов руками, будто медведь от наседавших собак. Когда вся челядь удалилась, старик недоверчиво посмотрел на меня. – Почему он вас прислал, а на фельдъегеря?

– Попросил лично сопроводить вашу персону в Зимний дворец.

– Господи, что с Россией станет? Да! – он задумчиво закусил нижнюю мясистую губу. – Пожалуй, фельдъегерского почтальона я бы за такое послание вытолкал в шею, а вам, почему-то, не смею перечить. Можете мной повелевать. Повелевать генералом-аншефом, грозой османов. Нынче от моего могущества осталась одна золотая пыль. Ах, – махнул он рукой. – В ваши годы трудно понять стариков. Подождите меня внизу. Я оденусь и велю закладывать карету. Господи! – вновь запричитал он. – Что удумал! Что удумал! И как он это сделает? Ну, скажите, каким образом он желает получить корону из рук покойника?

Больше получаса я ожидал в нижнем зале. Лакей три раза приносил мне чай с всякими сладостями. Предлагал холодную закуску, но я из скромности отказался. Наконец появился Орлов, огромный, важный, в напудренном парике и в белом парадном мундире. Синяя лента Андрея Первозванного легла через его могучее плечо. Слева ордена золотыми и серебряными звёздами теснились на груди. Лакеи накинули на плечи графа лисью шубу, подали шляпу.

– Я готов, – обречённо сказал Алексей Орлов.

Карета, запряжённая четвёркой высоких стройных коней светлой масти, уже стояла у дверей.

– Моего завода кони, – похвастался граф. – Как Барон ведёт себя? – Спросил он у кучера.

– Кусается, – ответил кучер, снимая шляпу. – Но нынче стал строже: не рвётся зря. Ходит в шаг с остальными в упряжи.

Граф Орлов-Чесменский втиснулся в карету и расположился на мягком диване, обтянутым индийским муслином. На против предложил сесть мне. Рядом со мной устроился носатый лекарь с пузатым саквояжем.

– При нем можете говорить спокойно, – сказал Орлов, указывая на лекаря. – Он по-русски ни черта не понимает. – Заметил, как я осторожно сажусь на диван, с удивлением осматриваю богатую обстановку, объяснил: – Карета старинная. Уж сколько ей лет – не помню. Из Голландии, помниться, выписывал. Просторная! Правда, обивку раз десять менял. Да! Молод был. Не чуете, как вином пахнет? – Граф неприлично хихикнул. – Уж сколько в ней вина пролито…

– Пока только чувствую запах от вашего лекаря, – ответил шуткой я.

– А, – безнадёжно махнул рукой граф. – От этого суслика вечно касторкой воняет. Так на то он и врач. Чем от него ещё должно пахнуть? А в этой карете я чуть ли не всю Россию изъездил. Уж сколько в ней шампанского выпито…. А сколько дамских нарядов изорвано…. Да вы не думайте плохого…. А, впрочем, все мы такие – русские шляхтичи: коль надо голову