меня невольно похолодело в низу живота. — Но я знаю, что ты напал на него ночью, внезапно.

— Мы одинаково хорошо убиваем в любых ситуациях, — парировал я. — Можем и в чистом поле.

— Это я тоже слышал. Четлане не охотятся за пленниками. Вам важнее общая победа. Это правильно.

— Ты об этом хотел со мной поговорить?

— Хуакумитла, ты ведь знаешь, что Косийоэса тебя обманул? Эхутла никогда не подчинялась Саачиле Йоо. Он не может дать тебе то, чем не владеет.

— Об этом я буду разговаривать с Косийоэсой, а не с тобой.

Смерть дернул лицом. Не привык, не привык, дядя! Но терпит.

— Жрецы восхваляют тебя, называют благодетелем. Но разве благодетельный вождь не должен идти по тропе справедливости? Разве путь благодетеля рушить вековые устои?

Я молча ждал продолжения. Эта этическая подводка для меня ничего не значила. Гораздо приятнее было смотреть на журчащий ручей.

— Я догадываюсь, что тебе и твоим людям больше некуда идти. И простые слова тебя не остановят. Но разве не разумнее благодетелю начинать не с резни, а попытаться договориться?

— Вы сами порушили возможность договориться, встретив меня на границе Эхутлы с войском.

— И мы ошиблись! — страстно заговорил коки. — Я хочу исправить эту ошибку. А чего хочешь ты?

Блин! Столько извивов ради простого желания поторговаться!

— Когда ты предложил встречу наедине, я думал, что ты хочешь говорить со мной прямо. Не мог просто сказать, чего хочешь?

— Я хочу, чтобы ты и твои четлане никогда не появлялись в моих землях, — улыбнулся Смерть. — Но чего стоят мои желания… Скажи, мне о своих планах. В отношении Палапы и не только. А потом я отвечу.

— Я буду править Эхутлой, всей без исключений, — рубанул я нескромно. — Палапа станет частью моих владений. Свергать местных коки и хоана мне нет необходимости. Если эти правители будут верно мне служить, их власть останется незыблемой. Ты знаешь, что вождь Аматенго уже принес мне клятву верности, и я позволил ему править, как и раньше?

— Знаю. Я также же знаю, что хоана за это получил титул коки. А еще он больше не будет платить дань маисом.

— Ты, таким образом, намекаешь, а что я дам тебе? — прищурился я. — Хочешь титул кокуитао?

Смерть хмыкнул.

— Интересно было бы узнать, кто тогда ты, раз можешь раздавать такие титулы… Хорошо! — и лицо правителя Палапы вмиг приобрело каменную жесткость. — Я признаю твою верховную власть, взамен ты отдаешь мне все земли Эхутлы к востоку от моего города. Я буду собирать для тебя дань с этих владений, но Палапа дань платить не будет.

У меня аж дыхание перехватило.

— А зачем ты мне тогда нужен — такой прекрасный?!

— Я могу быть полезным. Например, я могу указать тебе на твоих врагов. Тех хоана, что хотят бороться с тобой до конца.

— Пф! Я легко назову их сам. Ты сейчас сдашь мне всех своих врагов, чтобы расправиться с ними моими руками. Наверное, тебе пора понять, что ты разговариваешь не с дураком.

Мой собеседник кивнул, опустив глаза — признал, что сделал неудачный ход.

— Йалгукудий, ты, кажется, не до конца понимаешь ситуацию. Здесь два войска. И оба могут победить. Поэтому нам на переговорах надо исходить из того, что сейчас Палапа как бы ничья. И при таком раскладе я тебе предлагаю немало: ты получаешь Палапу. Ты можешь управлять окрестными селами. Размер дани будет небольшим — мне не требуется много маиса. Но твои люди должны будут работать на меня и воевать за меня. Мы оговорим, как часто и в каком количестве. Более того, если я смогу убедиться, что ты умелый и верный правитель, то без проблем передам тебе владения других хоана, которые не проявят таких талантов. Всё зависит от тебя.

— Хуакумитла, ты забываешь, что я никогда не платил дань Лабоче и не служил им.

— Это ты забываешь, что я не правитель Лабоче. Я правитель Эхутлы. И, если потребуется, в Саачиле это смогут подтвердить!

— Надеешься, Косийоэса будет за тебя воевать?

— Я сам справлюсь, — все-таки я посмотрел на Смерть прямо. Глаза в глаза. — Но я готов решить дело миром. Твои люди, как и люди других правителей Эхутлы, нужны мне для того, чтобы делать невиданные вещи. Мы начнем делать товары, которые не умеет делать никто — это сделает Эхутлу сильной и богатой. И от этого выиграют все.

— Что-то я не слышал ничего о ремесленных талантах четлан, — скептически бросил коки.

— Ты ничего о нас не слышал, — отрезал я. — Но скоро услышишь. Я соберу у себя всех местных управителей и покажу, что и как мы будем делать. Предлагаю так: приезжай и там мы окончательно оформим договор.

— Приехать к тебе? — ухмыльнулся Смерть. — Кто даст гарантии, что там меня не убьют?

— Я дам. Не смейся, сейчас ты можешь умереть в любой миг, но я позволяю тебе жить.

Йалгукудий с сомнением посмотрел на мою покалеченную руку.

— О! Я не о себе.

Я с улыбкой, медленно, вынул из петли на поясе свою боевую кирку. Поднял над головой, и в тот же миг по тумбаге дзынькнула стрела. Смерть выпучил глаза, весь моментально сгруппировавшись, словно змея, приготовившаяся к броску.

— Спокойно! Я просто показал. А это — подарок тебе, — и я протянул кирку правителю Палапы; все равно мне новая нужна. — Посмотри, какие вещи мы умеем делать. Такого оружия больше нет нигде в мире.

Коки долгое время смотрел на оружие из тумбаги.

— Я приеду.

Мы договорились. При жрецах поклялись не причинять друг другу никакого вреда. Обменялись дарами (я нашел у своих, кое-какое стекло и нагло отобрал, чтобы Смерть еще больше захотел со мной сотрудничать), после чего я решил пройтись по восточным окрестностям Эхутлы, чтобы не ходить два раза. Йалгукудий настоятельно рекомендовал начать «прогулку» с Киенеги, где живет «совершенно плохой хоана». Он даже выделил мне в качестве союзнической помощи две двадцатки опытных воинов.

Кажется, ему все-таки удалось стравить меня со своим недругом. Вождь Киенеги встретил меня с глазами, полными ужаса и ярости. Он не согласился ни на какие переговоры, обстрелял моих парламентеров… В общем, сделал всё для того, чтобы в городке начал править новый хоана. Войск (даже с ополчением) у него было немного, они обратились в бегство уже после обстрела, так что бой мы завершили практически без потерь. Пограбили дом хоаны, пленили его родню (какую успели), после чего я собрал местную аристократию (опять же, какая не успела убежать) и