– Сюда, – махнул Лафарж рукой в сторону поворота. – Там дверь, про которую я тебе говорил.

Перед ними был маленький коридор, который вел в заднюю часть здания. Там, наверное, и был еще один выход на задний двор, с которого через завалы камней можно было бы удрать. Но в планы Максима это не входило. Он прикинул размеры большой комнаты, которая была справа. Входная дверь, высокая стойка, за которой дремал дежурный с телефоном. Дальше, за спиной дежурного, был другой коридор, в который выходили двери служебных кабинетов.

– Подожди, приятель, – проворчал Максим, – у меня тут кое-что осталось ценное.

Не дожидаясь француза, он пригнулся, чтобы его голова была ниже деревянной стойки дежурного, и на четвереньках пошел в сторону кабинета комиссара. Оглянувшись, он увидел злое лицо француза, который кусал собственный кулак. Еще несколько шагов вдоль стойки полусонного полицейского, и начнется коридор к кабинетам. Там и кабинет самого комиссара. Максим в последний раз прислушался. В здании была гробовая тишина. Пора.

Одним движением Максим бросил свое тело за угол стойки, одновременно поднимаясь с четверенек на ноги. Полицейский вытаращил глаза, когда перед ним как из-под земли вырос недавно задержанный здоровенный смуглый парень. Он успел испугаться, но это были последние его ощущения. Удар рукояткой пистолета сбросил его со стула на пол, но Максим успел поймать тело и аккуратно положил его на пол.

Вытащив из кобуры полицейского пистолет, Максим проверил магазин – этот был полон. Это хорошо, что алжирская полиция имела на вооружении «беретты-92». Пятнадцать 9-миллиметровых патронов – это сила. Максим осмотрелся по сторонам и снял с крючка на стене форменную полицейскую куртку. Передернув затвор, он загнал патрон в патронник и обмотал ствол пистолета курткой, как коконом.

Несколько шагов по коридору… не та, не та… вот – надпись на арабском и французском, гласившая, что это кабинет комиссара полиции Сахеба Джамая. По тонкой полоске света можно было понять, что в кабинете кто-то есть. Максим локтем повернул ручку и распахнул дверь.

Комиссар был один. Он нервно расхаживал по помещению, сцепив за спиной руки. На звук открывающейся двери он обернулся с вопросительным выражением лица и опешил. Европеец, который должен был вместе с Носорогом уже удирать подальше отсюда, стоял в дверях. В его руке была скомканная полицейская куртка, это навело комиссара на мысль, что парень поранил руку и… Выстрел прозвучал тихо, и комиссар отшатнулся к стене. Вместо глаза у него на лице зияла рана. На стене за его спиной стекала жуткая кроваво-серая жижа из крови и мозгов. Через секунду тело комиссара рухнуло на пол.

– Извините, – проворчал Максим, подходя к столу и выдвигая ящик, – как говорится, ничего личного… а, вот ты где.

Он вытащил и раскрыл свое удостоверение личности журналиста с фотографией. Сунув его в карман, Максим спокойно вышел в коридор. Лафарж стоял все там же за углом и глодал свой кулак. Максим кивнул ему головой в сторону двери, которая вела во двор. Француз исторгал какие-то специфические ругательства, но послушно пошел за «журналистом».

– Ты спятил! – начал он, когда догнал Максима уже во дворе. – За убийство…

– Тихо! – поднял Максим руку и прислушался. – Быстро за мной!

Он выглянул на улицу из-за камней, которые огораживали двор полицейского участка, и удовлетворенно хмыкнул. Слух его не подвел – это была машина Демичева. И она приближалась. Максим схватил француза за руку и потащил на дорогу. Андрей притормозил, давая возможность Максиму и его спутнику сесть. Задавать вопросы он не стал, ограничившись вопросительным взглядом.

– Все, порядок, – тихо сказал Максим. – Гони.

Демичев прибавил газу и вывел машину на окраинную улицу. Он не стал сворачивать на шоссе, а поехал по накатанной грунтовой дороге на северо-запад. Лафарж некоторое время сидел на заднем сиденье, но потом его терпение лопнуло.

– Что это все значит, черт возьми? Куда ты едешь? И кто этот человек? Учти, что я имею право знать, ведь это я тебя вытащил из камеры…

– Останови, – по-русски попросил Максим.

Машина, тихо шелестя шинами, покатилась по камням и остановилась. Демичев выключил фары и повернул голову к Максиму.

Напарник оставил этот взгляд без ответа и открыл дверь.

– Пошли, Мишель, – сказал он по-французски бывшему легионеру. – Приехали.

Лафарж, все еще продолжая ворчать, грузно выбрался из машины. Максим повернулся к нему и выстрелил через куртку в голову. Француз как огромный мешок повалился на землю, судорожно дергая ногами. Максим подошел, наклонился и выстрелил еще раз, целясь в череп за ухо. Потом размотал свой самодельный глушитель и бросил куртку на землю.

– Что это было? – осведомился Андрей, когда напарник забрался в кабину.

– Это была подсадная утка, агент комиссара и его друзей, которые идут по следу Михаила Васильевича, а теперь и нашему.

– Ты документов со своей фотографией там не оставил?

– Пришлось специально навестить комиссара, чтобы забрать удостоверение. Жаль, маячок твой остался там. Теперь точно будут о нас думать…

– Не будут, – ухмыльнулся Демичев, – вон в бардачке валяется. Что бы ты без меня делал!

Через тридцать минут бешеной езды по бездорожью машина выскочила к небольшому ангару на плато, возле которого стоял небольшой четырехместный самолет. Маленький смуглый человек суетился возле него с фонарем и что-то насвистывал. Увидев машину и выходивших из нее людей, он помахал рукой и блеснул белозубой улыбкой.

Аркадий Николаевич Трушин незаметно почувствовал вкус к жизни. У него образовался определенный круг новых знакомых, которые относились к инженеру с большим уважением и принимали в своем обществе как равного. Он чувствовал, что грядут какие-то изменения в его жизни, и изменения эти будут позитивными. Не зря же его друг бизнесмен Волков так часто отпускал прозрачные намеки. От конкретики он воздерживался, убеждая Трушина, что еще не все решено и что он не любит загадывать наперед. И на работе в КБ все как-то складывалось хорошо. Они заканчивали работу над изделием, а впереди были ходовые испытания. Наверняка светят премии и другие блага, которые просто не могут обойти стороной и самого Трушина.

Беда пришла оттуда, откуда Аркадий Николаевич ее совсем не ждал. Волков, которому Трушин все уши прожужжал жалобами на свою жену, на то, что она выискивает у себя болячки, постоянно ноет, неожиданно пришел на помощь. Он предложил положить жену Трушина на обследование к знакомому главному врачу в частную клинику. Аркадий Николаевич ожидал, что после обследования жена наконец успокоится и убедится, что никаких серьезных заболеваний у нее нет, что все это плод ее фантазий. Заключение было просто ошеломляющим.

Они сидели в кабинете главного врача. Пожилой кардиолог очень энергично расписывал, что ему удалось обнаружить, а Волков грустно смотрел на Трушина. Аркадий Николаевич слушал, но не слышал, что говорил врач. Какие-то термины, специфические выражения. Гвоздем в голове засело главное – жена больна и жить ей осталось не больше года. Попытаться лечить можно, рассказывал врач, но для этого нужна операция, нужны дорогие лекарства. Но в условиях их города этого сделать нельзя. Можно попытаться отвезти жену в Москву, но, насколько знает сам кардиолог, там запись на несколько лет вперед.