– Эй, геолог! – вдруг позвала Рослякова женщина странно изменившимся голосом. – Посмотри-ка туда.

Михаил Васильевич, взявшись уже за ручку автомобильной дверки, изумленно замер. На склоне по ту сторону дороги стоял лев. Старый самец тряс головой и раздраженно шевелил ноздрями. «Да-а, – подумал Росляков, – недооценил я зверя. Ведь не ушел, понял, что друг попал в беду. Вернулся ведь! А я еще опасался приписывать ему человеческие черты характера и человеческие эмоции. Или это обычная реакция для них? Неужели у зверей нет понятий дружбы, привязанности. Наверное, есть. Ведь он меня наверняка воспринимает не как льва, не как хищника, а как человека».

Израильтянка недоуменно переводила взгляд с холма на странного европейца, который с грустью смотрел на дикого зверя. А Росляков смотрел с грустью потому, что лев заставил его вспомнить свою любовь и трагедию, с нею связанную. С этим хищником он за несколько дней стал больше человеком, нежели позволительно было при его работе. Михаил Васильевич оторвался, наконец, от машины, возле которой он стоял, облокотившись на крышу.

– Все, уходи! – крикнул он льву и показал рукой в сторону плоскогорья. – Опасности нет, уходи!

Лев замер и некоторое время внимательно смотрел на человека. Потом он задрал голову, старательно принюхиваясь, и повернулся спиной к людям. Уходил он неторопливо и с достоинством, как будто выполнил свой долг и был горд этим ужасно. А может, он уходил с чувством хозяина, освоившего новые для себя охотничьи угодья. Почему бы ему не чувствовать себя так уверенно, если у него в друзьях сильный человек, которого все другие животные боятся.

– Что это сейчас было? – подозрительно спросила израильтянка. – Я смотрела фильм «Крокодил Данди», помню, как он там крутил пальцами и влиял на зверей. Это все серьезно? А я думала, что это выдумки сценаристов.

– Выдумки? Знаете, жизнь часто бывает похожа на выдумку. И даже больше, чем способен выдумать сам человек.

– А вы философ, – усмехнулась израильтянка. – Ладно, садитесь, и давайте убираться отсюда.

* * *

Комиссар полицейского участка городка Тубкаль, наверное, послал бы ко всем чертям этого настырного европейца-журналиста. За годы службы в полиции репортеры надоели ему до предела. Они постоянно лезли в расследования, выискивали сенсации. Вот и теперь перед комиссаром Сахебом Джамаем сидел смуглый крепкий парень, который, судя по чертам лица и произношению, был французом-южанином. Он не просто сидел, он вытягивал информацию, он намекал на благодарность. А интересовали его события, связанные с перестрелкой, в которой погибли трое и чуть было не пострадал хозяин магазина и загородной заправки.

Все было бы просто и как всегда, если бы не телефонный звонок. Звонил комиссару человек, благодаря которому Сахеб Джамай в последние годы мог позволить себе хорошую машину, обучение дочери в престижном вузе в столице. Комиссар мог позволить себе не зависеть от своего скромного жалованья. Надо было лишь сообщать этому человеку некоторые сведения, надо было поворачивать следствие в нужную сторону, прятать или, наоборот, предоставлять улики. Самое сложное было повернуть расследование гибели двух полицейских, которых комиссар отправил вдоль деревенской дороги разыскивать какого-то европейца.

Полицейские погибли, европеец скрылся, и ищут его не только покровители комиссара, но и еще какие-то люди. И им нужно было помешать. Друг звонил и предупреждал, что кто-то будет пристально интересоваться стрельбой на частной заправке. И что этих людей нужно обязательно задержать, а потом передать тем, кого этот покровитель за ними пришлет.

Комиссар сидел, слушал и понимал, что именно сейчас, во время этого телефонного разговора, перед ним как раз и сидит нужный человек.

– Да-да, я вас понял, – ответил комиссар своему покровителю, стараясь не смотреть на сидевшего напротив визитера. – Сейчас как раз такой случай.

– Что вы имеете в виду? – не поняли на том конце провода. – К вам уже обращались по этому поводу?

– Я же говорю, – повторил комиссар, разглядывая ноготь левой руки, – что сейчас как раз такой случай.

– Вы не можете говорить прямо? – догадался телефонный собеседник. – Или у вас в кабинете как раз сидит человек, который нам нужен?

– Вот именно, – обрадованно ответил комиссар, – вы не ошиблись.

– Задержите его! Под любым предлогом, любым способом! Арестуйте, найдите у него наркотики, оружие, имитируйте нападение на участок, все, что угодно. Учтите, что за этого человека вас ждет самая большая благодарность с моей стороны. Самая большая!

– Так что вы хотите от меня? – положив наконец трубку, спросил комиссар Максима Алексеева, который разыгрывал перед ним журналиста.

– Подробностей происшествия, – многозначительно развел руками Максим. – Вы же должны понимать, что читателей интересуют факты, самые интересные, неожиданные, захватывающие и, возможно, страшные. Вы хотя бы намекните, кто стрелял, чего хотел, дайте мне ниточку, а я пойду по следу, как настоящая охотничья собака.

– Ваши документы.

– Да пожалуйста, – широко улыбнулся Максим и протянул поддельное удостоверение личности корреспондента известного во Франции издания.

Комиссар покрутил удостоверение в руках, потом протянул руку и нажал под крышкой стола кнопку. Тотчас же в комнате дежурного замигала красная тревожная кнопка. Трое здоровенных полицейских сорвались с места и, громко топая, ввалились в кабинет комиссара.

– Взять его, – кивнул Джамай на европейца. – Тщательно обыскать и в одиночную следственную камеру. Если вздумает оказывать сопротивление или попытается бежать, разрешаю незамедлительно применять оружие. Понятно?

Последний вопрос, как и красноречивый взгляд черных глаз комиссара, был адресован не полицейским, а Максиму. Жесткие крепкие руки схватили его сзади за локти, запястья ощутили холодную сталь наручников.

– Это произвол, – проникновенно заметил Максим, – и вы пожалеете о своих противоправных действиях в отношении аккредитованного в стране журналиста. Пресса вам этого не простит, как и ваше же начальство…

Закончить речь Максиму не дали. Но главной цели, которую он преследовал, распинаясь и разыгрывая возмущение, Максим добился. Он увидел, в какой ящик стола комиссар сунул его удостоверение. В ящик стола, а не в нагрудный карман рубашки. Как бы все теперь ни повернулось, а оставлять в полицейском участке удостоверение с собственной фотографией было нельзя. Удостоверение было поддельным, а фото настоящим.

– Эй, полегче, – ворчал Максим, когда его грубо транспортировали по коридорам и спускали по лестнице в полуподвальное помещение. – Завтра комиссара уволят за эту выходку, потому что я женат на дочери вашего министра внутренних дел Язида Зерхуни. Сам президент Абделазиз Бутефлика был на нашей свадьбе! Если мне сейчас же не предоставят объяснений по поводу незаконного задержания и не дадут встречи с моим адвокатом, то вас всех уволят без пенсии. Я требую права на один звонок!