– В среду я абсолютно свободна! – Я еле удержалась, чтобы не пнуть его как следует ногой, чтоб незаметно было. Этак он против меня всех в аудитории настроит, что я буду делать с озверевшими художницами?..

Кузнецов, очевидно, и сам понял, что слегка перестарался, и битый час подрисовывал на моем натюрморте какие-то детали, попутно не забывая хвалить мое трудолюбие и восхищаться моей гениальностью. Наверно, если б Марина не позвала преподавателя к своей работе и не спросила, какие цвета лучше смешать для холодного коричневого оттенка, мы бы продолжали весь этот фарс все оставшееся время. Роман Александрович с видимым недовольством оторвался от моего холста и подошел к студентке. Та заняла его на оставшееся до конца первой пары время. Прозвенел звонок, и преподаватель разрешил всем пойти в столовую.

Я специально оставила сумку на стуле возле стола, который облюбовали студентки с отделения иконописи, и, попросив Нину присмотреть за ней, вышла на перекур. Отлично, ловушки расставлены – остается теперь только ждать, пока кто-нибудь угодит в мой капкан. К счастью, все мои подозреваемые приняли разыгранную комедию за чистую монету – я еще раз убедилась, что умом юные студентки не блещут. Все дружно посчитали, что Кузнецов быстро утешился после смерти Светланы и переключил свое внимание на новенькую, то есть на меня. Держу пари, вернувшись, в своей сумке обнаружу что-нибудь интересное, хотела бы посмотреть, что придумают влюбленные в Кузнецова девушки…

Я выбросила окурок в урну, вернулась в столовую. Очередь почти рассосалась, я купила какой-то салат и пакетик кофе. Вернулась за свой столик – Катерина не спеша нанизывала на вилку кусочки капусты, похоже, сидит на диете, Марина с Ксюшей дружно налегали на пирожные. Только Нина по-прежнему безучастно сидела на стуле, даже не притронувшись к своему винегрету. Девушка рассеянно смотрела на противоположную стену, и я не была уверена, что она слышала нашу романтичную беседу с Кузнецовым.

Я высыпала пакетик кофе с чашкой и размешала порошок. Катерина с гордо-обиженным видом поднялась со стула и, даже недоев свой низкокалорийный салат, надменно окинула меня уничтожающим взглядом и покинула столовую. Следом, как по команде, вышли из-за стола и Марина с Ксюшей, правда, оставить пирожные недоеденными у них не хватило духу – забрали обед с собой, наверно, доедать будут в мастерской. Нина даже внимания на их дружный уход не обратила, а я с аппетитом принялась уминать свой обед. Думаю, если б не трагическая смерть Светланы, я бы вовсю веселилась, наблюдая за бойкотом, который мне устроили. Что тут говорить, женщину было по-настоящему жалко, а к Нине я прониклась симпатией и уважением – ведь она единственная, кто нормально относился к Куприяновой, и ее скорбь совсем не поддельная…

Допив свой кофе, я заглянула в сумку. Вытащила какую-то бумажку, видимо, чью-то использованную палитру под акварель. Прочла написанное корявыми печатными буквами послание – писали в спешке, на скорую руку. Записка гласила:

«Убирайся из института, бездарная вертихвостка, иначе пожалеешь, что родилась на свет!»

Господи, да вам, ребята, самое место в детском саду, в младшей группе. В следующий раз оставлю на столе чашку кофе – может, хотя бы стрихнина подсыплете, хотя куда вам! Стрихнин еще поискать надо, а на таблетки со снотворным ума не хватит…

Хотя… В самом деле, а почему бы и нет? Сама я хороша, насмехаюсь над глупыми завистницами, а до таких простых вещей не додумалась…

– Нина. – Я осторожно тронула девушку за плечо. Та вздрогнула и, словно очнувшись от крепкого сна, равнодушно посмотрела на меня.

– Нина, ты как? – заботливо спросила я ее. Та неопределенно покачала головой.

– Я нормально, – проговорила она несколько заторможенно. – А что такое? Пара началась, да? Вторая живопись?

– Нет, еще десять минут до начала занятия, – успокоила я Нину. – Я попросить хотела… Понимаешь, я жутко не выспалась сегодня, на ходу сплю. Тут кофе никудышный, сахар сплошной и все, а чай вообще пить невозможно. Я вдруг вспомнила, ты вроде рассказывала, что у вас в мастерской есть чай.

– Чайник есть, – поправила меня девушка. – А кофе или чай мы сами приносим.

– Ой, а ни у кого нет чего-нибудь наподобие пуэра? – с виноватым видом спросила я. – Он мне обычно помогает, даже лучше, чем кофе…

– У меня обычный, зеленый, – покачала головой Нина. – Пуэра нет. Его никто не пьет.

– Да? – изобразила я удивление. – А ты вроде говорила, что кто-то заваривает бодрящий чай, вроде противный… Наверно, я ошибаюсь?

Нина снова уставилась в стену и на какое-то время замерла в прострации. Потом вынырнула из своего забытья и тихо прошептала:

– Только Света его пила… Она такой чай приносила…

– Ох, прости… – Я опустила голову. – Не знала…

– Ты же не виновата, – попыталась успокоить меня девушка. – Света умерла из-за перегрузки, никто не виноват. Просто… как вспомню… Она снова замолчала. Вдруг тряхнула головой и сказала уже другим, собранным голосом:

– Если хочешь, можем подняться до «храма». Там, наверно, открыто, третий курс сидит. Подождешь меня в коридоре, я Светин чай поищу. Ей-то он уже не пригодится…

– Как-то неудобно получается… – пробормотала я, про себя надеясь, что Нина не передумает. – А ничего страшного, если мы Светин чай возьмем? Она же… умерла…

– Нет, наоборот, – подбодрила меня девушка. – Я дам тебе пакетики, а ты будешь пить чай и вспоминать Светлану. По-доброму, как принято. Поминки ведь отмечают, я бы с тобой тоже попила, но как-то пробовала этот жуткий пуэр, горечь жуткая. Света ведь его без сахара пила…

– Какой я люблю, – заявила я. – Могу несколько чашек выпить за день, особенно если долго работать приходится.

– Тогда я тебе все пакетики отдам, – решила Нина. – Пускай хоть кому-то они пригодятся…

Мы поднялись на пятый этаж, и, как договорились, студентка вошла в мастерскую, а я осталась ждать ее в коридоре. Вскоре девушка вернулась и протянула мне три пакетика без всяких этикеток.

– Все, что осталось в Светиной коробке, – пояснила Нина. – Хочешь, чайник вскипячу? Чтоб в столовую не спускаться.

– Нет, пойдем на урок, – поспешила отказаться я. – Занятие почти началось, я лучше после пары выпью.

– Ладно, тогда пойдем. – И мы направились вниз по лестнице, на третий этаж, чтоб оттуда подняться к аудитории живописи.

На второй паре Роман Александрович по-прежнему клеился ко мне, я же изображала из себя этакую скромницу, которая, впрочем, готова принять ухаживания столь привлекательного мужчины. Я слышала, как перешептываются между собой Марина с Ксюшей, наверно, перемывают мне косточки за спиной. О чем они разговаривали, я не разобрала, но и так догадаться можно. Катерине обсуждать меня было не с кем, но те взгляды, которые она в меня кидала, говорили красноречивее любых слов. Когда пара закончилась и я направилась к выходу, то услышала позади себя сказанную шепотом фразу, предназначавшуюся, очевидно, мне. «Бесталанная, бездарная дрянь!» – озлобленно прошипела Катя. Я сделала вид, что не услышала, и весьма довольная собой прошла в коридор.