Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спальными местами служили тюфяки, набитые соломой, они лежали прямо на полу. Федор вытянул ноги: красота-то какая! Почти как дома. Сейчас бы еще ванну с теплой водой или хотя бы душ. Да и за компьютером хочется посидеть, и с Димкой потрепаться. Ничего, Федор обязательно все наверстает, когда вернется.
– Спите, двери и окошки, все подвальные дровёшки, спи, труба-матушка, аминь, – произнесла Оля и пояснила: – Эту молитву еще бабушка моя читала перед сном.
Симаргла оставили за сторожа. Он уселся возле небольшого окна, затянутого пленкой, и принял показательно старательный вид. Федор пожелал всем спокойной ночи, закрыл глаза и провалился в сон.
…Он был в городе. Стояло раннее утро, небо еще не посветлело. Народ спешил на работу: впереди Федора шагали двое. Федор зачем-то обернулся: высокий дом, рядом железная ограда парка. Возле забора стоял бурый медведь. Его башка была низко опущена, затем медведь поднял голову и принюхался. Его взгляд остановился на Федоре, и тот понял: нужно бежать!
Асфальт внезапно покрылся тонкой коркой льда. Федор осторожничал: не хватало растянуться на льду на радость медведю. Пара, шедшая перед ним, куда-то исчезла, будто корова языком слизнула. Федор становился потенциальной жертвой. Он попытался ускориться, чтобы заскочить в подъезд ближайшего дома, но все происходило будто в замедленной съемке, а медведь приближался.
Неожиданно из дома напротив вышел мужчина и быстро пошел по дороге. Федор обрадовался: звери обычно реагируют на движение. Так и вышло: медведь пронесся мимо и устремился за мужчиной.
Небо посветлело, на улице появились люди, дети направлялись в школу. И тут они заметили медведя, пожирающего мужчину. Школьники замахали руками, предупреждая остальных об опасности, и тогда Федор проснулся.
В избе было прохладно: очаг за ночь остыл, а из щелей в полу тянуло холодом. Максимус, Оля и Полкан спали, Симаргл дрых возле окна, во сне его лапы подергивались. Федор поежился: сейчас бы не помешало укутаться с головой в ватное одеяло. Он аккуратно, чтобы никого не потревожить, пролез между Олей и Максимусом, и вышел из избы. Все вокруг заволок туман, очертания деревьев терялись в белесой дымке. Федор спустился с крыльца, отдалился от дома и справил нужду.
Вдали начинало светлеть, горизонт окрасился в золотистый цвет, который пробивался через дымку. Федор стоял и думал, что совсем бы не удивился, если бы в продолжение сна из тумана выскочил медведь. Федор почувствовал, как напряглись мышцы спины и ног, как неприятный холодок пробежал между лопаток, как сводит живот от страха. Стараясь идти медленно, он поднялся на крыльцо, постоянно озираясь, но все было спокойно.
Солнце нашло прореху в стене тумана и теперь тот рассеивался под лучами. Затрещала какая-то ранняя пташка, будто успокаивая Федора, что никакой угрозы нет и в помине. И тогда он вернулся в избу.
Глава одиннадцатая. Уроды
Федор проснулся первым, вставать не хотелось. От тюфяка пахло прелой соломой, из-под пола тянуло сырой землей. Федор пошевелил пальцами ног: как же хорошо лежать просто так и никуда не спешить. Сейчас бы навернуть блинов или дрожжевых оладий, а можно тех и других, намазывая их сгущенкой, вареньем и сметаной попеременно. Или просто растопить масло и макать в него блины, запивая крепким и сладким чаем. Или есть пшенную кашу, томленую в духовке несколько часов, с румяной корочкой, в золотистых подтеках сливочного масла.
Федор судорожно вздохнул. Зрела уверенность, что они так и не отыщут живую воду. Будут блуждать по этому ирреальному пространству, увязая в нем все глубже, пока не смешаются с ходоками, которые пропали здесь раньше. «Если сегодня не дойдем до живой воды, – постановил Федор, – повернем назад». Он понимал, что предает Алену, предает Николая Степановича и себя, отправившегося за подвигом. Осознавал и не ужасался: даже металл устает, что уж говорить об обычном человеке. Все, Федор почти сломался.
Он многое сделал для Алены, но есть вещи, на которые не способен ни один человек, потому что они не в людских силах. Если Федор задержится в Заручье, то разделит участь Алены, а может, его ждет что похуже, и не только его. Николай Степанович не вправе требовать, чтобы Федор умер. А про себя он знает – сделал все возможное и невозможное, стыдиться нечего.
В сегодняшнем сне Федор допустил, чтобы жертвой вместо него стал другой человек. Он не пытался предупредить незнакомца или помочь спастись. Наоборот, принял смерть мужчины с облегчением – ведь сам Федор остался жить. И в этом была неприглядная правда: жить Федор хотел больше, чем спасти Алену. Первый порыв улетучился, да и дурь из головы выбило.
По стене ползло красное пятно. Федор пригляделся: божья коровка! Совсем недавно ему снились божьи коровки, которых было нужно собирать в заброшенных домах. И вот Федор находится в подобном доме и видит коровку. Может, это знак? В детстве он брал божью коровку в ладонь и говорил:
«Божья коровка, улети на небо.
Там твои детки кушают котлетки.
Всем-всем по одной,
А тебе ни одной!»
Глупая коровка верила, забиралась на палец и улетала; Федор считал, что это к счастью.
Вышли через час. Федор объявил остальным о решении, и, к удивлению, никто с ним не спорил. Даже Максимус промолчал. Видимо, попутчики тоже изверились, что удастся найти живую воду. Болото сменилось обычным лесом, похожим на тот, в который они попали при входе в Заручье. Много березы, сменяемой ельником, редкие сосны и дубы. Растет орешник, волчье лыко и малина. И полно папоротника. Жаль, что он не цветет даже в ночь на Ивана Купала, даже в Заручье, как утверждает Максимус.
Путникам повезло набрести на заросли малины, и Федор с Максимусом наперегонки бросились к переспевшим ягодам: сладким с еле уловимой горчинкой. Они невесомой каплей падали в желудок.
– Живот заболит, – ехидно заметил Полкан.
– Ничего, – отмахнулся Максимус, – у меня таблетки имеются.
– От голода он тоже болит, – добавил Федор.
Он набрал ягоды в ладошку и присел на поваленную березу, на ее стволе росли грибы-трутовники, похожие на семью улиток.
– Правильно, Феденька, – одобрила его Оля. – Ты в рост идешь, тебе надо кушать.
– Если много кушать, – тут же
