— Где мы бывали?

— Где мы находимся, Мартин. Мы проживаем бесконечное количество параллельных жизней. Эта реальность, — он протянул руку к зонтам, лежакам и купающимся — не более и не менее реальна, чем остальные. Поэтому возможны путешествия во времени, ведь благодаря параллельным вселенным не существует временны`х парадоксов.

— Временные парадоксы — это такие противоречия, из-за которых путешествие во времени становится невозможным. Например, отправиться в прошлое и убить собственную мать.

— Да. Но взгляни на дело по-другому. Когда ты путешествуешь во времени, ты по определению расщепляешь вселенную надвое, а в той или иной параллельной вселенной может существовать две версии тебя — ты можешь одновременно быть и живым, и мертвым.

— И ты это понимаешь?

Питер посмаковал вопрос. Затем кивнул. Не высокомерие — обычная самоуверенность семьи Коутс.

Я рассмеялся:

— И ты собираешься выяснить, как путешествовать во времени?

— Если повезет. Сначала мне надо попасть в исследовательский проект в Церне.

— А что там говорят, когда человек в двадцать пять лет утверждает, что хочет отправить людей в путешествие во времени?

Питер пожал плечами:

— Когда на Луну садился «Аполлон-одиннадцать», тем, кто сидел в Центре управления в Хьюстоне, в среднем было двадцать восемь лет.

Я с трудом поднялся на ноги:

— Планирую отправиться в бар и вернуться с пивом.

— Я с тобой. — Питер тоже встал.

В ту же секунду раздался крик, и Питер обернулся к воде. Глаза он прикрыл от солнца рукой.

— Что такое? — спросил я.

— Кажется, с кем-то беда. Вон там, — показал Питер.

В Сан-Себастьяне мы поехали на серферский пляж Сурриола. Не потому, что мы и сами серфим, а потому, что люди там, как следствие, моложе. А значит, и пляжные бары круче. А еще — волны повыше. Я увидел, как между двумя синими вершинами мелькает розовая купальная шапочка. А теперь услышал, как за нами закричала женщина. Я на автомате повернулся к месту спасателя — стулу-переростку на столбиках, стоявшему в отдалении. Там пусто, и спасателей, бегущих к воде, я тоже не увидел. Не помню, чтобы принимал какое-то решение, — я побежал, не дожидаясь Питера, который по каким-то непонятным причинам не умел плавать.

Вскидывая колени, я несся по мелководью, стараясь зайти поглубже, прежде чем поплыть кролем. Последнее, что я сделал перед тем, как нырнуть, пока я еще был повыше, — нацелился в сторону человека в розовой купальной шапочке. Вновь вынырнув на поверхность и немедленно задействовав освоенную самостоятельно, но тем не менее эффективную технику плавания кролем, я сказал себе, что, судя по всему, плыть придется дольше, чем кажется, что мне нужно распределить силы, найти ритм — так, чтобы между гребками я смог нормально дышать. Сколько туда плыть? Пятьдесят метров? Сто? На воде было сложно оценить расстояние. На каждый десятый гребок я прерывался — проверить, верный ли взял курс. Волны были не настолько высокие, чтобы добраться сюда, — потому-то сегодня в воде не видно ни одного серфера. И тем не менее они были высокими: каждый раз, когда я оказывался во впадине между волнами, девушка — теперь я видел, что это девушка, — пропадала из виду. Оставалось не больше десяти-двадцати метров. Она больше не кричала — крик послышался всего один раз. Или она видела, что спасение на подходе, и экономила силы, или силы у нее иссякли. Ну или с ней все нормально, а вскрикнула она, может быть, потому, что ее ноги коснулась рыбка. Второй вариант я отмел, когда меня подняла следующая волна и я увидел, как розовая купальная шапочка опускается под воду и исчезает подо мной, во впадине между волнами. Затем она вновь показалась. И вновь пропала. Я набрал воздуха, заработал ногами и нырнул следом. При ярком солнце в чистой воде я бы, наверное, сразу ее заметил, но, поскольку Сан-Себастьян почтили своим присутствием облака, в тусклом свете я видел лишь пузыри и все оттенки зеленого. Я опускался все глубже. Становилось темнее и холоднее. Я не часто думаю о смерти, а теперь задумался. Спасла меня купальная шапочка. Или она. Не будь шапочка столь яркой, возможно, я бы ее не заметил, поскольку купальник черный, а кожа — темная. Я подплыл ближе. Она казалась спящим ангелом — невесомая, она покачивалась и приплясывала на добиравшихся сюда слабых волнах. Было так тихо. Так одиноко. Двое. Она и я. Я обвил рукой ее ребра под грудью и потащил нас к свету. Рукой я чувствовал тепло ее тела и то, что мне казалось слабыми ударами сердца. А потом произошло нечто странное. Перед тем как мы вынырнули на поверхность, она обернулась ко мне и посмотрела огромными черными глазами. Словно восстала из мертвых, словно перешла границу вселенной, где дышат под водой. Когда в следующую секунду наши головы пересекли барьер между водным и воздушным мирами, ее глаза закрылись и она вновь обмякла в моих руках.

Лежа на спине, держа на груди голову девушки и работая ногами, я слышал доносящиеся с пляжа крики. Когда мы уже доставали до дна, по воде подбежали Питер, спасатель и какой-то человек, сообщивший, что он врач; они забрали ее у меня и понесли на сушу. Сам я лежал у кромки воды, откашливал воду и пытался очухаться.

— Патру-у-ульный!

Я открыл глаза. На меня смотрел человек с рыжей бородой и покрасневшим, обгоревшим лицом. Ухмылке недоставало зубов, килт грязный, да и синяя футболка тоже — если я не ошибся, это форма сборной Шотландии.

— Ты настоящий спаситель, — гнусаво, но тем не менее понятно заговорил он на шотландском английском, помогая мне встать на ноги.

Когда мы оба встали, мне пришлось его поддержать — тот был пьян в стельку.

— Вопрос в том, патрульный, сможешь ли ты меня спасти. Мне надо двадцать евро на билет до Памплоны.

— Извини, мне они самому нужны, — честно ответил я.

Я посмотрел на кучку людей, собравшихся чуть в отдалении, и обратил внимание на женщину средних лет, чей наряд превзошел костюм шотландца: хиджаб и бикини. Она стояла, склонившись над врачом и Питером — я заметил его среди людей, когда он опустился рядом с девушкой на колени. Женщина то плакала, то замолкала, но, судя по всему, никто не обращал внимания на то, что она говорила. Когда я обернулся к шотландцу, тот уже брел к другим купающимся. Я подошел к собравшимся.

— Как…

— Она дышит, — ответил Питер, не поднимая глаз. — Ждем «скорую».

Он провел рукой по лицу девушки — так, что частично скрыл его от меня, мне был виден только лоб. На нем возле черных блестящих волос рос пушок — он уже высох и колыхался от дуновений ветра.

Я почувствовал, как мою руку сжала чужая ладонь: со мной заговорила женщина в бикини и хиджабе. Как будто бы по-арабски, может, по-персидски, а может, по-турецки. А может, я так решил просто потому, что, судя по внешности, она родом из этой части мира; в любом случае я не понимал ни слова.

— По-английски, пожалуйста, — сказал я.