Самого Рыскулова отправили на канцелярскую работу в Наркомнац – сначала в Москву, а затем в Баку[233].

Таким образом, лето 1920 года стало поворотным пунктом для утверждения советской власти в Туркестане. Предыдущие два года были периодом неопределенности, как из-за отсутствия центральной власти, так и по причине подвижности границ дозволенного в отношении автономии. Подобная подвижность позволила Рыскулову теоретизировать об антиколониальной революции, коренящейся в нации. Теперь этот период завершился. Установив в определенной мере контроль над своими ведомствами в Туркестане, центр ограничил устремления национал-коммунистов. Отныне они должны были работать под более пристальным надзором центра и в более четко очерченных идеологических границах. Это был поворотный пункт и в судьбах национальных организаций, функционировавших вне советских рамок. Большинство молодежных движений либо были распущены, либо попали под советский контроль, а османские военнопленные начали покидать сцену. Отныне национальное движение было загнано в подполье. Однако в тот самый момент, когда Туркестан был приведен в подчинение, завоевание большевиками Бухары обернулось для национального движения новыми надеждами. Столкнувшись с необходимостью формирования правительства, состоящего из бухарцев, Советы были вынуждены обратиться к бухарским джадидам, радикализировавшимся вследствие преследований эмира. Бухара стала национальным проектом иного рода.

Глава четвертая

Бухарская мусульманская республика

К лету 1920 года существование Бухарского эмирата стало все сильнее раздражать Фрунзе. Несмотря на опасения Москвы, он предпочел военное разрешение вопроса, и в конце августа Красная армия под его руководством вторглась в ханство и свергла эмира с престола. Боясь, что непосредственная аннексия Бухары вызовет возмущение у Британии, Москва решила установить там «народную советскую республику» во главе с Бухарской коммунистической партией (БКП). Для этого прежнюю БКП, основанную в 1918 году и состоявшую в основном из туркестанцев и татар, которые имели лишь косвенное отношение к Бухаре, реформировали, принудительно объединив с более многочисленной партией младобухарцев. Таким образом, у власти в республике, возникшей в водовороте русской революции, оказались младобухарцы. Бухарская Народная Советская Республика (БНСР) оказалась недолговечной и занимает неясное место в современной истории Средней Азии. Советская историография создала общее представление о БНСР как о промежуточном образовании, необходимом для перехода от «народного» к «социалистическому» этапу развития революции, когда Коммунистическая партия выводила народ на более высокий уровень идеологической стабильности и политической мобилизации и вызволяла из лап проводников неправильного или извращенного политического сознания. Так история БИРС превратилась в повествование о переходном периоде, незавершенности и отклонении от курса, целиком выдержанное в советских категориях[234]. Западные исследователи также описывают республику как переходное образование от протектората к полному включению в состав Советского государства [D’Encausse 1981; Becker 1968]. Однако в контексте эпохи и с привлечением бухарских источников БНСР предстает в совершенно ином свете. В Бухаре обстоятельства привели к политической власти джадидов[235]. БНСР стала их попыткой осуществить, зачастую в безнадежных условиях, программу мусульманских реформ, радикализированную революцией, и создать национальную республику. Бухарская Народная Советская Республика гораздо сильнее укоренилась в дискурсах мусульманского обновленчества, чем марксизма-ленинизма; это была мусульманская республика.

Интеллектуальная родословная БНСР восходит к дискуссиям в поздней Османской империи. Как я уже отмечал ранее, османские образцы с начала XX века имели для бухарских реформаторов особое значение. Судьбоносное решение бухарских благотворителей отправить группу юношей на учебу в Стамбул открыло новые каналы культурного влияния и создало в Бухаре отдаленный уголок османского политического мира. Теперь же русская революция неожиданно дала реформаторам возможность претворить свою программу в жизнь. Рассматриваемое в этом свете, явление БНСР предоставляет нам редкий случай взглянуть на политические последствия послевоенного мусульманского обновленчества с присущим последнему взаимовлиянием реформ и революции, ислама и нации. Не была Бухарская Республика и простым историческим курьезом. Она сыграла значительную роль в торжестве тюркизма в Средней Азии. Именно в БНСР выкристаллизовалось представление о Бухаре как о тюркском государстве. Младобухарцы сделали узбекский язык официальным государственным языком и принимали политические меры, преобразившие национальный ландшафт Средней Азии.

Младобухарцы в изгнании

Три с половиной года между Февральской революцией и вторжением в Бухару Красной армии явились периодом стремительного и радикального изменения мировоззрения бухарских реформаторов. Поражение в апреле 1917 года (см. главу 2) привело к их массовому исходу – сначала в русский анклав Каган, а затем по большей части в Туркестан. Айни был перевезен в Каган и там госпитализирован. В конце того же года он уехал в Самарканд и проживал там почти до конца жизни. Фитрат к августу был уже в Самарканде, где стал редактором газеты «Хуррият» («Свобода»), основанной Бехбуди. В то время как реформаторы – которые теперь стали называть себя младо бухарцами (Ёш Бухоролик-лар) – пытались привлечь к вмешательству в бухарские дела внешние силы, эмир воспользовался революционным хаосом для достижения максимальной независимости от России. До конца 1917 года он укрепил свою поддержку среди консервативных улемов и полностью отстранил от политической жизни джадидов, конфискуя имущество бежавших и преследуя оставшихся.

Младобухарцы надеялись, что Ташкентский совет выступит против эмира вопреки желанию Временного правительства. На деле же получилось, что Ташкент опередил события. В марте 1918 года, преисполнившись самомнения после разгрома Коканда, председатель Ташкентского Совнаркома Ф. И. Колесов явился в Каган и объявил младобухарцам, что через пять дней собирается вторгнуться в Бухару. 17 марта младобухарцы спешно сформировали «революционный комитет», составивший ультиматум, который Колесов должен был вручить эмиру. При всей дерзости этого документа (эмиру давалось 24 часа на то, чтобы принять условия, в противном случае ему угрожали вторжением), в нем выдвигались на редкость умеренные политические цели:

В Бухаре учреждается Национальное Собрание [Миллий мажлис], которое формируется по принципу народовластия, а до учреждения Национального Собрания все полномочия по руководству над чиновниками и судьями, казной и войсками, кроме Эмира, переходят в руки Младобухарцев. А Эмир по закону народовластия станет конституционным монархом и будет подотчетным перед Национальным Собранием[236].

Во всей Российской империи уже несколько месяцев бушевали социальные потрясения и господствовал политический радикализм, а младобухарцы по-прежнему стремились к конституционной монархии.

Ультиматум не достиг цели, и военная авантюра Колесова закончилась крахом. Алим-хан тянул время; после некоторого колебания он пообещал разоружить свои войска и пригласил для наблюдения за разоружением делегацию. Делегация, состоявшая из 25 человек, ночью была перебита, а части подкрепления разрушили железнодорожные пути и прервали телеграфное сообщение с Туркестаном. Войска Колесова безуспешно обстреливали Бухару, пока не закончились боеприпасы, после чего в большом беспорядке отступили. 19 марта Колесов запросил мира, который был подписан 25 марта в Кызыл-тепе[237]. Хотя договор оказался выгоден для