Застоявшаяся машина дрогнула и резво подскочила в воздух, меня вжало в пол, я судорожно вцепился в края дверного проема.

– Потихоньку, девушка! А то опять меня собирать будешь по кусочкам! Это ты у нас любительница полетов без парашюта, а я точно летать не умею!

Ана ничего не ответила, ветер рванул в беззащитную кабину, забился в ушах, стараясь добраться до мозга. Я понял, что испытываю настоящее наслаждение: полетом, избавлением от жары, видом на окрестные горы и океан, величественно вознесшийся следом за нами над миром. Моя скелле, обожающая летать, на этот раз вела себя сдержанно и деловито – не набирая высоты, облетела по намеченному заранее маршруту окрестные долины и после стремительного зигзага через горные распадки выскочила на монастырь с севера. Девушка старалась держать машину на фоне окружающих долину гор, чтобы не привлекать внимание быстрым движением в совершенно чистом небе. К счастью, послеполуденная жара играла на нашей стороне, загнав обитателей монастыря по домам. Я сделал несколько снимков, убедился, что на них отчетливо просматривается небольшой поселок, вьющийся длинной лентой вдоль русла блестящей на солнце речки, и квадратное здание самого монастыря – обиталище скелле, выстроенное в стиле, более характерном для Мау, чем для погибшего континента. Видны были тенистые галереи, окаймлявшие внутренний двор и массивные дома-башни по углам. За самим монастырем долина резко сужалась, и река пробивала свою усыпанную камнем дорогу среди крутых склонов, поросших черным лесом.

– У меня все. Возвращаемся, – бросил я Ане, затем внезапно изменил свое решение. – Погоди! Забыл. Давай-ка я через трубу посмотрю на это безобразие.

– На, держи. – Она протянула мне устройство, лежавшее на пассажирском кресле.

– Семнадцать, – озадаченно пробормотал я, озирая монастырь.

– Чего семнадцать?

– Кого. Скелле – семнадцать штук. Я такого еще ни разу не видел. Все в монастыре. В поселке – чисто.

– Давай сожжем всех, разом. Остальные нам не указ. Что велим, то и сделают, – неожиданно кровожадно предложила моя скелле.

– Ань, заберем ребенка – жги на здоровье! Хотя там ведь могут быть такие, которые, как говорится, ни сном ни духом. – Посмотрев на недоумевающее лицо девушки, я пояснил: – Ну, ни при чем. Жили себе не тужили, и тут – трах, бах, приехали! Да и где наш сын, мы пока не знаем. – Я впервые открыто назвал его так.

Самолет резко просел, потом выровнялся и нырнул в узкое ущелье, пробитое речкой, оставляя монастырь позади. Я, сжав зубы и покряхтывая, молча ждал, когда скелле успокоится – главное – не свалиться.

***

Остаток вечера мы провели в лесу неподалеку от монастыря. Время поджимало, я не мог не вернуться в постоялый двор. Иначе пришлось бы объясняться, где я гулял все это время. Хотя по большому счету чем дальше, тем меньше меня это волновало. И причина была в тех данных, которые мы собрали. Тарнух носил кольцо с собой. Оно постоянно двигалось. В лесу, где мы устроились – в паре сотен метров от поселка, движение звездочки почти не было заметно, и лишь точные углы, снимаемые с секстанта, говорили, что маяк перемещается. За вечер Тарнух несколько раз ходил в монастырь, но чаще всего он болтался около одной точки. Когда мы изменили наше положение, чтобы снять углы с нового направления, мы уже ждали его возвращения в это место. Нам повезло – он не просто в очередной раз явился туда, он вернулся туда после похода в Угол. Если он ходит в таверну за молоком для ребенка, то это – след. После этого он уже никуда не уходил, оставаясь на месте, и мы решили, что этого достаточно. Ана отправилась назад на гору, а я – прямо по лесу вниз, в постоялый двор. Мы договорились, что завтра с утра я, обработав данные и определив домик Тарнуха, вернусь вместе со вкусняшками обратно в лагерь. В зависимости от того, где остановился охранник, мы решим, будет ли участвовать в ночном налете скелле или мне предстоит работать в одиночестве. Критичной была дистанция, на которой скелле, хорошие скелле, могли видеть друг друга. Обнаружение Аны могло превратить все наши мучения в бесполезную трату времени.

Хозяин таверны встретил меня со сдержанным любопытством:

– Приятель ваш – Тарнух, интересовался, где вы. Что, не допили вчера?

Ну, судя по вопросу, где я был, интересовало только моего псевдоприятеля, а хозяина волновало только количество орешка, которое мы потребляем в его заведении. Поэтому и ответил я соответственно:

– Более чем допили. Я потому и решил погулять подольше. Знал, что он здесь будет. Поужинать можно?

Незамысловатым способом избежав объяснений, я спокойно поужинал, отложив лепешки про запас и поднялся в свою комнату. Предстояло вычислить, где обретался новый приятель.

В свете шипящей и пованивающей ацетиленовой лампы на экране планшета раскинулось изображение поселка и монастыря. Густая сетка линий, измеренных азимутов, накрыла фотографию сложной паутиной. Точки в черном лесу, с которых мы вели съемки, легко определялись по направлениям на известные объекты – монастырь и караулку на входе в поселок. В результате кропотливой работы я был уверен – логово Тарнуха в неприметном домике недалеко от входа в монастырь, на стороне дороги, ближней к реке. Определившись с целью, я теперь рассматривал одноэтажное строение с плоской крышей на всех фотографиях, которые у меня были. Ничего особенного – примерно шестьдесят квадратных метров в плане, два входа – один с дороги, другой – со стороны реки, окна, обращенные на север, по соседству – стена монастыря, огражденная какой-то канавой, свободные проходы между соседними домами – никаких заборов здесь не водилось. Подойти к нему ночью со стороны леса не составит большого труда. Одна сложность – домик слишком близко к монастырю, почти приткнулся к его стене. Если Ана отправится со мной, то ее почти наверняка заметят скелле. Значит, останется, как говорится, на подхвате – силовой поддержкой.

Лампа фыркнула, внизу в таверне что-то глухо орали подгулявшие местные мужики. Я с трудом подавил сильнейшее искушение отправиться на дело прямо сейчас – выйти незаметно из постоялого двора невозможно, время позднее – возникнут вопросы, а путь для возможного отступления рушить не хотелось. С другой стороны, если что-то пойдет не так, то вся эта история с отставшим матросом не будет иметь никакого значения. Возбуждение трясло меня, не давая заснуть, и я решил спуститься вниз, посмотреть, что там да как, и, возможно, прогуляться к морю – проветриться и успокоиться.

В большом зале стоял ор и вопли – хозяин с подручными выдворяли подвыпивших посетителей, затеявших разборки между собой прямо в заведении. Один валялся на полу, зажимая разбитый нос и пачкая полы кровью, другого скручивали знакомый мне повар и пара молодых парней, которых я раньше не видел. С криками и руганью еще несколько человек сдавали позиции под натиском хозяина и его прислуги, выдавливаемые наружу. Там тоже шумели, но, видимо, это уже мало кого волновало.

Понаблюдав с минуту за сущим бардаком, я не выдержал, поднялся обратно в комнату и забрал рюкзак. Когда я вернулся, парни выносили под локти мужика с разбитым носом, снаружи стоял гомон и крики – веселье продолжалось. На контрасте в пустом зале повисла робкая тишина, и я, пользуясь моментом, скользнул на кухню незамеченным. Сколько раз я бывал в таких заведениях, и никогда не видел, чтобы продукты для кухни, и не только продукты, грузили через центральный вход – обязательно должен был быть служебный, ведущий прямо наружу.