— Если это мальчик, — ответила я.

На лице отца промелькнула улыбка.

— Пускай лучше это будет мальчик. Повитухи говорят, что Кийя носит сына, а эта семья не в состоянии позволить себе претендента на престол.

Большой зал был полон разговаривающими, смеющимися людьми. Здесь собралась вся мемфисская знать. Нефертити спустилась с помоста и протянула мне руку, чтобы пойти к себе в комнату вместе со мной. Она вся сияла, наслаждаясь триумфом.

— Ты не можешь дойти одна? — спросила я.

— Конечно могу! Но ты мне нужна.

На самом деле я вовсе не была ей нужна, но я скрыла удовольствие и взяла ее за руку. Все оборачивались, чтобы взглянуть на идущих через зал дочерей Эйе, и впервые я ощутила это чувство — как кружит голову сознание своей красоты и могущества. Мужчины смотрели на Нефертити, но взгляды их задерживались и на мне.

— Какая красивая малышка!

Нефертити пощекотала под подбородком толстую дочку какой-то женщины. Я удивленно взглянула на сестру. Она никак не могла счесть этого ребенка красивым. Но мать девочки с гордостью улыбнулась и поклонилась ей ниже, чем любая другая женщина при дворе.

— Спасибо, царица. Спасибо!

— Нефертити! — попыталась было что-то сказать я.

Сестра ущипнула меня за руку.

— Продолжай улыбаться, — велела она.

Тут я заметила, что Аменхотеп следит за нами с трона. Нефертити и сестра Нефертити, очаровательные, обворожительные, соблазнительные и желанные. Он спустился с помоста. Он не желал больше смотреть, как она расточает свое благоволение кому-то другому.

— Вот самая прекрасная женщина Египта! — провозгласил Аменхотеп, увлекая Нефертити прочь от меня.

Он провел ее обратно к трону из черного дерева, а Нефертити сияла.

Вокруг только и было разговоров что о ребенке.

В купальне, на Арене, в Большом зале — Нефертити повсюду напоминала всем, что она носит наследника египетского трона. К середине тота, похоже, даже мать устала это слушать.

— Она ни о чем другом не говорит, — по секрету призналась я.

Мы сидели на каменной скамье в саду и смотрели, как кошки охотятся на мышей в высокой траве.

— За этим она и явилась сюда, — сказала мать. — Чтобы дать Египту сына.

— И чтобы сдерживать царевича, — резко заметила я.

Мы стали смотреть на озеро; его гладь была покрыта колеблющимися на воде зарослями лотоса, и цветы-чаши отражались в воде.

— Будем надеяться, что это сын, — только и ответила мать. — Народ простит все, что угодно, если только будет царевич, наследник трона, и люди будут знать, что их не ждет впереди бойня из-за короны. Возможно, они даже простят, что царская семья строит храмы в Мемфисе, когда хетты наступают на египетские земли вокруг Кадеша.

Я с удивлением посмотрела на нее, но мать ничего более не добавила.

— Одевайся, Мутни. Мы идем в храм.

Я выглянула из-под простыней.

— В храм Амона?

Нефертити презрительно фыркнула.

— В храм Атона. Там закончили внутренний двор, и я хочу на него посмотреть.

— Его сделали за пятнадцать дней?!

— Конечно. Там работают тысячи людей. Поторопись!

Я кинулась на поиски платья, сандалий и пояса.

— А отец?

— Отец останется в Зале приемов, проводить в жизнь законы Египта. Идеальное трио, — с гордостью добавила сестра. — Фараон, его царица и знающий визирь.

— А мать?

Я быстренько натянула платье.

— Она идет с нами.

— Но что подумает Тийя?

Сестра заколебалась. Она созналась:

— Тийя сердится на меня.

В ее голосе прозвучало подлинное сожаление. На щеках сестры проступила краска стыда. В конце концов, это ведь именно царица Тийя возложила на голову Нефертити корону Гора. Но теперь преданность Нефертити принадлежала Аменхотепу, а не Тийе. Я знала, что Нефертити относится к этому именно так, но она никогда не говорила со мной ни о том, чего ей стоил этот выбор, ни о бессонных ночах, когда она сидела, подперев рукою голову, смотрела на луну и размышляла над тем, как ее решения отразятся в вечности. Теперь же Нефертити сидела на моей кровати и смотрела, как я одеваюсь. Она привыкла дразнить меня за мои длинные ноги и темную кожу. Но теперь у нее не было времени для детских дразнилок.

— Она даже присылала к нему посланцев с угрозами. Но что она может сделать? Аменхотеп коронован. Как только Старший умрет, он станет фараоном Верхнего и Нижнего Египта.

— А это может произойти еще очень нескоро, — предостерегла я, надеясь, что боги не расслышат, с какой надеждой в голосе Нефертити говорила о смерти фараона.

Я проследовала за ней по коридору, а когда мы вышли во внутренний дворик, я с удивлением повернулась к Нефертити:

— Кто эти вооруженные люди?

Мне ответил Аменхотеп, вошедший через резные ворота из песчаника:

— Мне нужна защита, как и твоей сестре. Я не доверяю войску моего отца.

— Но эти люди — часть войска, — заметила я. — Если войску нельзя доверять…

— Нельзя доверять военачальникам! — огрызнулся Аменхотеп. — Солдаты — эти солдаты — будут делать то, что им велено.

Он взошел на свою позолоченную колесницу и протянул руку моей сестре, помогая ей подняться. Затем он взмахнул хлыстом, и кони пустились вскачь.

— Нефертити! — воскликнула я и повернулась к матери. — Разве для нее не опасно ездить так быстро?

Я слышала сквозь стук копыт смех Нефертити и видела, как она исчезает вдали.

Мать покачала головой:

— Конечно опасно. Но кто ее остановит?

Вооруженные стражники быстро усадили нас в нашу колесницу, и мы преодолели небольшое расстояние, отделяющее новый храм Атона от дворца. Когда храм только показался, можно было подумать, будто мы очутились посреди осажденного города. Повсюду валялись каменные глыбы, а через частично возведенные участки строения пробирались солдаты, с кряканьем поднимали тяжести и выкрикивали приказы. Панахеси в его длинном струящемся плаще стоял, скрестив руки на груди, и отдавал распоряжения. Как и сказала сестра, внутренний двор уже был готов, и столбы с высеченными на них изображениями Аменхотепа и Нефертити успели водрузить на места. Царская чета сошла с колесницы, и Панахеси тут же кинулся к ним с поклонами.

— Ваше величество! — Тут он увидел мою сестру и скривился, пытаясь скрыть разочарование. — Царица. Как это любезно с вашей стороны — приехать сюда.

— Мы намерены надзирать за строительством до самого его окончания, — твердо произнесла Нефертити, оглядывая строительную площадку.