Я повернулась к Олегу. Он уже сидел в кресле, голова была опущена, а глаза смотрели на меня с такой тоской. Что-то сильно заныло, внутри меня.

– Поднимайся, Олежа. Пойдем-ка в кабинете посидим, выпьем и поговорим.

Он послушно протянул мне свою руку. Я взялась за нее, и как в тот, самый первый раз, его ладонь была такая же теплая и мягкая! И будто, что-то склеило нас! Знаешь, когда касаешься родного, близкого человека, вот та энергия – милая, нежная, сильная! Не расцепиться!

Олег медленно побрел к выходу.

– Маш, позвони на кухню. Пусть нам водки в кабинет принесут. – Я посмотрела на нее.

Она была тоненькая, дрожащая, опять какая-то растерянная, испуганная, что ли? И я подумала.

– Почему же Господь не всем мозги раздал? Как он выбирал кому мозги, кому фигурку, кому личико? А кому-то все и сразу? Ну, да ладно! Хрен с ней, с Машей!

Поднявшись по лестнице, мы подошли к двери кабинета. Там на стене была кнопочка для электронного ключа, ну знаешь, как домофон. Вдруг Олег вместо того, чтобы приложить к той кнопочке ключ, начал нажимать туда пальцем, как на звонок!

Боже! Каким беспомощным он показался в ту минуту! Я кожей ощутила, как нужна сейчас этому большому, толстому и могучему дядьке! Он смотрел на меня молча с удивлением: почему же не слышно звонок? А у меня вдруг подкатил комок к горлу, от внезапного осознания какой-то жуткой безысходности, его слабости, детской беззащитности! О, Боги мои, он был такой родной!

Я осторожно отодвинула его палец от кнопки, приложила туда свой ключ, дверь открылась, и мы прошли в кабинет.

– Очаровашка, включи свет! – почти шепотом сказал Олег.

Нащупав выключатель, я нажала. Яркий свет разлился по большой комнате. Почему-то не спеша, как-то очень осторожно мы прошли внутрь, будто боялись разбудить кого-то! В комнате, казалось, было нереально холодно. Я чувствовала тревогу, взяла Олега за руку и посмотрела в его глаза. И в ту секунду, в этих всегда самых смелых и дерзких глазах, я увидела Страх! Такой огромный, парализующий! Его Величество Страх! Страх вдруг наполнил всю комнату! Он висел в воздухе, лежал на диване, развалился на стульях и бильярдном столе. Так нагло! Повсюду! Сейчас Он был здесь хозяином! Он заставлял нас двигаться медленно, с опаской, без суеты… тихо-тихо, чтобы слышать Его всем нутром!

Я, не снимая шубы, проскользнула в ближайшее кресло и вжалась в него, не понимая, что происходит, но чувствуя Его жуткое присутствие.

Посередине стоял бильярдный стол, почему-то Олег пошел именно к нему. А-а-а, поняла. Там на полу, у ножки стола, стояла открытая, кем-то на половину отпитая, бутылка коньяка. Он отхлебнул большой глоток, подошел ближе и протянул бутылку мне. Я тоже приложилась, как следует.

Вот так молча, по очереди, из горла, мы допили ту бутылку. И побежала кровь веселее, и в глазах засверкали игривые огоньки, и… Официантка постучала в дверь.

– Ну, наконец! – выдохнула я. – Вот теперь совсем полегче будет! – я подмигнула Олегу.

Он ожил, заулыбался и взял из зеркального бара стаканы.

– Наливай!

Мы выпили еще и еще. Становилось жарко, я скинула шубу, уже смело прошла по кабинету и расплылась по дивану. Страха больше не было нигде!

Пьяный Олег, пошатываясь, играл шариками от бильярда, щелкая ими друг о друга.

– А помнишь, как я тебя, дуру, из-под обстрела выносил? – он так нежно посмотрел на меня уже озорными глазами. – Помнишь, когда эти залетные «отморози» палить друг в друга начали? А ты не знала, как голых девок спасти? – он засмеялся. – Упиралась, б.ядей этих жалела.

– Да уж, забудешь это! Чертовы 90-ые! – я с улыбкой вздохнула.

У меня защемило в сердце от нечаянно накрывшего меня чувства сильнейшей привязанности, благодарности и нежнейшей дружеской любви к этому человеку. Как же много лет! И, как много мы пережили вместе!

– Шалили мы по юности. – Я усмехнулась. – Знаешь, свои рыдания после происшествий помню, а вот было мне страшно в те самые главные моменты или нет, забыла. А ведь если бы не вы с Ванькой…

– Не было тебе страшно, причем ни тогда, ни после! – Олег опустил глаза. – Давай-ка Ваньку помянем. – Он налил водки себе в стакан и подошел наполнить мой.

– Давай, тогда за всех ушедших. А то, если каждого по отдельности поминать будем… – я не хотела вспоминать. Вообще не хотела! Слишком больно я переживала каждую смерть когда-то. – Дурные времена были, а?

Олег отошел от меня в сторону и отвернулся.

– Давай, за всех! – согласился он и осушил свой стакан. – Только, все же, за Ярослава Андреевича, выпью отдельно!

– Вот, зачем ты опять? Я запретила себе даже думать об этом, вообще! Зачем это все ворошить? – я разозлилась. – Ты же знаешь, что значил для меня Ярослав! Не хочу говорить об этом! Вообще не понимаю, что с тобой? Что здесь происходит сегодня? – я в упор смотрела на него. – Все давно прошло! Кончилось! Давно кончилось, понятно?

– Не кончилось ничего! – очень тихо сказал Олег. – Я хочу, чтобы сегодня ты вспомнила снова…

– Остановись! Я не хочу вспоминать! Мне больно, понимаешь? Пожалей меня! Я вырвала тот кусок своей жизни из своей памяти! Я простила ему то, как тупо он позволил себя убить. Я простила людей, кто это сделал… Я забыла…. Уже чуть-чуть забыла… Ну, хорошо! Хочу забыть! – я почти шептала.

– Простила? Ты простила? Вот сука! – прошипел он. – Если меня убьют, тоже простишь?

– Не мучай меня, прошу! – я отвела глаза.

Олег злился не на меня. Мы были очень близкими людьми много лет, и, конечно, он знал, что я не коплю ненависть, прощаю всех, кто когда-то причинил мне боль. Он злился на ту ситуацию, которую не мог изменить, на участников той истории, которым не мог отомстить… Было еще что-то, но я не понимала что.

– Как? Ну, как ты можешь простить ту тварь, которая битой медленно и со смаком превращала в кусок мяса твоего родного человека. Ответь??? – Олег был очень пьян. – Скажи, откуда такое великодушие, ну?

– Ты знаешь, мне кажется, он понимал, что рано или поздно это произойдет, только, как-бы не верил в это. Мы говорили с ним… Но он возомнил себя Богом всемогущим и бесстрашным… Дурак! Я говорила ему, да он и сам все знал! Только будто не хотел знать….

– Он кормил тебя с руки! Он оберегал тебя от любой, даже ничтожной проблемы! Он другим на тебя даже смотреть не разрешал, дура! – выговаривал Олег.

– Да, родной мой! Все было,