Снова конь мой вынес меня к тому месту, где уже пролилась кровь. Три статных молодца в доспехах выехали мне навстречу из замка, но не ударили на меня все разом, а, как повелось в благородном рыцарстве, каждый выходил на бой в свой черед. Но сила моя и искусство столь возросли в тот день, что не спасли их ни добрые доспехи, ни окованные железом щиты. Недолгими были наши поединки, и тот же голос отдавался у меня в ушах, как будто кто-то невидимый притаился за спиной и нашептывал: «Убивай не раздумывая, Гавейн!»

Когда же стих лязг мечей и трое рыцарей в изрубленных мною доспехах остались лежать без движения, конь снова понес меня к лесу.

Еще прекраснее показалась мне на этот раз леди Алина. И снова она заглянула мне в глаза и дунула коню в ноздри. Когда же тело мое налилось новой силой, девица Алина подвела меня к огромному валуну.

«Близка победа, – говорила она, – но тяжким будет последний бой. Лучших своих витязей вышлет против тебя брат мой Марк. И сам он выйдет в поле. Но я помогу тебе, мой рыцарь». И своей нежной рукой леди Алина коснулась огромного камня. Диковинные письмена покрывали его от верхушки до земли. «Сдвинь его, – сказала леди Алина. – Сдвинь и будешь непобедим».

Однако так велик и тяжел казался валун, что подумалось мне: смеется надо мной моя дама.

«Теперь не время для шуток, – сказал я ей, – да и неразумно рыцарю тратить силы перед битвой».

Но такой гнев сверкнул в глазах леди Алины, что, не споря, подошел я к камню и со всей силою навалился на его замшелый бок. Качнулась тяжкая глыба, вздыбилась и перевернулась. Гул прокатился по лесу, и смолкло и притаилось все, что было в чаще живого. Но едва откатилась в сторону глыба, блеснул из-под нее клинок, что сиял в черной земле, как лунный луч в осеннюю ночь.

«Возьми же его, о рыцарь, – проговорила Алина. – Возьми и ступай в бой. Вот уже растворились ворота замка, и рыцарь Марк со своей дружиной вышел в поле на погибель себе. Слава, небывалая слава ждет тебя, сэр Гавейн!»

Воистину дивный клинок получил я от леди Алины! Проходит он сквозь доспехи, и щиты ему не преграда, рушатся на землю бойцы рыцаря Марка, и чем больше крови струится по клинку, тем ярче сияет он. Наконец последний мой противник выронил меч, упал лицом на шею своего коня, и тихо стало перед замком, но звучал в ушах голос, нашептывал: «Убивай не раздумывая, Гавейн!»

И снова пришпорил я коня, и поскакал он тяжелым скоком к железным воротам, я же, размахнувшись, ударил в них кулаком в железной рукавице, ибо чувствовал в себе непомерную силу. Вопли и плач раздались за воротами, и церковный колокол простонал так, словно просил пощады. Но громче его медного голоса звучало в моих ушах: «Убивай не раздумывая, Гавейн!» И тогда, разъярившись, ударил я в ворота с такой силою, что сорвались засовы и раздвинулись створки. Кто-то с жалобным криком рухнул под копыта моего жеребца, но не придержал я коня. Лишь у запертых церковных ворот остановился он. И снова я разбил запоры, но лишь громче зазвучали слова молитвы, когда встал я на пороге храма. У меня же от ярости помутилось в глазах, и голосом чужим и страшным прокричал я:

«Нет больше рыцаря Марка, и попусту молитесь вы»!

И тогда встал у меня на пути священник.

«Опомнись, рыцарь, – сказал он мне. – Разве мало крови пролил ты нынче? Опомнись и опусти меч, потому что нет и не было в этом замке рыцаря по имени Марк».

И я едва сдержал руку, потому что меч леди Алины, словно по волшебству, сам тянулся поразить священника.

«Довольно выдумывать, – ответил я ему, – немедля ты поплатишься за свою ложь, а леди Алина сегодня же войдет хозяйкой в этот замок». Тут же подхватил я святого отца, посадил его на конский круп у себя за спиною и помчался к лесу, где поджидала меня леди Алина.

Едва остановился мой конь на опушке, как выбежала из-за деревьев леди Алина, и была она веселее и краше прежнего.

«Рыцарь мой! – воскликнула она. – На всей земле нет бойца, равного тебе!» Но оборвался ее нежный голос, ибо увидела она священника, а святой отец спустился с коня и стоял рядом со мною, держась за стремя. И вот уже не нежный голос, а страшный рев вырвался из груди леди Алины. Священник же поднял свой крест и приблизился к ней, молясь. И тогда страшно исказилось прелестное лицо, и легкие белые руки обернулись корявыми лапами, и ударил гром, и колокол в замке отозвался ему, и не стало леди Алины, лишь едкий дым на том месте, где стояла она.

«Велик твой грех, рыцарь, – молвил священник. – Но велика и беда твоя, ведь это сам дьявол владел тобою, и хоть неведомо мне, для чего заставил он тебя пролить невинную кровь, но знай, что тяжелой будет твоя расплата».

Тогда я оставил седло и молил святого отца отпустить мне тяжкий грех. Он же приблизился ко мне и велел обнажить клинок. И стоило мне сделать это, он коснулся меча леди Алины крестом. И лопнула сталь, и пламя блеснуло, а я рухнул как подкошенный. И вот – я здесь.

Долго молчали рыцари, дослушав до конца рассказ сэра Гавейна.

– Будь я проклят, – сказал наконец сэр Кэй, – будь я проклят, если и все мы не попались в лапы дьяволу, как сэр Гавейн. И как видно, нашего любителя птичек сэра Галахада и отца его, великолепного сэра Ланселота, ждет та же судьба.

Но тут заговорил сэр Динадан, и был его голос тих и печален.

– Братья-рыцари, – сказал он, – был ли из нас хоть один, кто забыл о своей славе, отправляясь в путь?

И все рыцари, кто был там, подивились такому вопросу, а сэр Кэй сказал, усмехаясь:

– О чем же еще и думать рыцарю, как не о славе, ведь всякому определил Господь свое. Смешно было бы, начни о славе мечтать землепашец, а благородный рыцарь заботиться о пропитании. Такому рыцарю лучше бы сидеть дома за прялкой.

– Оттого-то и попались мы все в дьявольские ловушки, – проговорил Динадан Соломенный. – На корку сыра подманивают мышь, зерно рассыпают в ловушке для перепелов. И только благородных рыцарей ловят на славу. Ах, благородные сэры, видно, не щит и латы – лучшая защита рыцарю, и путь к славе – не самый верный путь в его жизни. Разве не славы хотели вы, благородный Гавейн, когда проливали невинную кровь? А вы, сэр Кэй, разве не славу увидели вы в сверкании королевской короны?

И многим рыцарям весьма не понравилось сказанное сэром Динаданом. И иные бранили его, а иные смеялись над его словами.

Скачет Ланселот, не щадя коня, минует деревни, проскакивает перекрестки, и нет, кажется, конца дорогам, что опутали землю. Кто ни встретится ему, всех спрашивает рыцарь о сыне своем – Галахаде. Но словно сквозь землю провалился сэр Галахад, никто не видел юного рыцаря, никто не слышал о нем. И все дальше скачет сэр Ланселот, забыв об отдыхе и пище. Однако настал час, когда изнемог его конь и остановился. Очнулся рыцарь, расседлал коня, а сам уселся на камень у края огромного болота. Но не долго просидел он так. Громкий голос раздался над топью: