через парк, а другое… – Полицейский остановился, словно взвешивая на невидимых весах, стоит ли продолжать. – Парень там был не один, он с девушкой целовался. С белой девушкой, – в довесок прибавил он, словно в этих трех словах заключалась вся суть истории. – Мы заметили их издалека и вмешались, когда она ушла.

– Так мне что, девушек целовать тоже вашими муниципальными правилами запрещается? – сквозь зубы процедил Шаожань.

– Этого я не говорил, – возразил полицейский.

В ту же секунду дверь в кабинет распахнулась. Туда, словно смерч, ворвался Джонатан.

– Хуберт! Я только что встретился с… – И застыл на месте, широко открытыми глазами уставившись на полицейского и Шаожаня, стоявших посреди комнаты. – Что такое?.. Все ли в порядке? – встревоженным голосом спросил он. – Что здесь происходит?

– Ничего не происходит, – поспешил с ответом Шаожань. – Ничего особенного.

– Послушайте, офицер, – заговорил Хуберт, на этот раз прилагая неимоверные усилия к тому, чтобы голос его прозвучал примирительно. Нужно было покончить с этим как можно скорее, причем с наименьшими потерями. Ему совсем не хотелось, чтобы Шаожань попал под прицел полиции. – Вы выполнили свой долг, придя сюда, а я очень хорошо понимаю, что, как ни крути, но именно Совет, а вовсе не вы издал правила относительно зон отдыха. Не стоит нам продолжать обсуждать эту тему. Довольно на сегодня, согласны? Задержитесь в отеле, отдохните, зайдите в кухню, закажите там себе все, что пожелаете.

По виду полицейского нельзя было сказать, что он полностью согласен, однако плечо Шаожаня он наконец выпустил.

– Впредь постарайся не создавать себе проблем, – предупредил он парня, а потом распрощался с Хубертом и вышел из кабинета.

Стоило двери закрыться, как Джонатан повернулся к другу.

– Какую такую проблему имел он в виду?

Шаожань устало вздохнул.

– Угадай… Застукали меня в парке возле отеля.

Джонатан испуганно затряс головой.

– Поверить не могу – им что, и вправду это кажется таким ужасным проступком? Тебя арестовали?

– Нет, не арестовали. Скорее провели воспитательную беседу. – Глаза Шаожаня вновь потемнели. – Хоть и сделали все возможное, чтобы я почувствовал себя преступником.

Хуберт ощутил тяжесть в груди. Шаожань – всего лишь шестнадцатилетний мальчишка, который осмелился поцеловать в парке девочку.

– Поднимись-ка сейчас в мою комнату, там все мне и расскажешь, – велел он ему. – Я совсем не хочу, чтобы ты отправился домой один после всей этой суеты. Ты ведь не совсем рядовой работник отеля, Шаожань, ты – член моей семьи.

Джонатан горячо закивал, услышав эти слова.

– Я не хотел никого беспокоить, как и не хотел создавать проблем, – печально сказал Шаожань. – На фоне того, что сейчас происходит, это не так уж и важно.

– Конечно, важно, – воспротивился Джонатан. – Это очень важно.

Шаожань, растроганный, чуть улыбнулся. А потом тяжело вздохнул и расправил плечи, одергивая на себе форменный китель.

– Думаю, мне пора возвращаться. Полицейский заявился на стойку регистрации и потащил меня сюда на глазах у горничной и коридорных, так что они наверняка беспокоятся.

И вот тут в кабинете появился еще один посетитель. Некто, кто был даже хуже полицейского. Остановившись на пороге, Монтгомери обвел присутствующих взглядом с какой-то кислой миной на лице, совершенно нехарактерной для человека, который обычно разгуливал по отелю, источая довольство жизнью и уверенность в себе. Он всем своим видом показывал, что с ним только что произошла некая неприятность, испортившая ему настроение. Но стоило ему заметить Джонатана и Шаожаня, как губы его расползлись в ехидной улыбке.

– Какой сюрприз! Ты, Джонатан, как я погляжу, не терял времени даром и после нашей случайной встречи на улице уже успел примчаться домой и броситься в объятия своих приятелей, – с издевкой заявил он. – А знаете что? – прибавил он, обращаясь к мальчикам. – Я имел намерение побеседовать только с Хубертом, но теперь полагаю, что будет гораздо лучше, если вы тоже послушаете то, что я собираюсь сказать. Вы уже большие, а я довольно пресытился всякими заговорами за моей спиной: пришло время и вам узнать о том, что вас ожидает в ближайшем будущем.

XXXIII

«Насколько я понимаю, он жаждет денег» – таким был вердикт мастера Вэя относительно угроз, выслушанных Хубертом в свой адрес несколькими днями ранее у входа в оранжерею. Денег за то, чтобы не раскрывать правду о его прошлом. Хуберт, нужно сказать, пришел к такому же выводу. И все же оба они ошибались: Монтгомери хотел от него кое-чего еще и довольствоваться малым не собирался. Он хотел получить все.

Совершенно спокойно в том самом кабинете он дал это понять и Хуберту, и мальчикам. Для начала он опустился на один из свободных стульев, однако ни Хуберт, ни Джонатан, ни Шаожань не последовали его примеру. Они остались стоять, занимая оборонительную позицию. Монтгомери это, судя по всему, было глубоко безразлично. А может, подумал Хуберт, даже на руку. Словно он – король на троне в окружении покорных ему поданных.

– Решение за тобой, Хуберт, дружище, – обратился он к нему. – Ты можешь пойти мне навстречу, убраться отсюда и начать с нуля где-нибудь в другом месте. Тебя ведь это не затруднит, не так ли? Тебе всего-то двадцать семь, к тому же ты уже умеешь строить жизнь заново… Ах да, мастер Вэй тоже отправится с тобой, не хочу, чтобы он вечно что-то здесь вынюхивал и совал свой нос в мои дела. Или же ты отказываешься сотрудничать, и тогда ты явишься свидетелем того, как весь твой мир разрушится. – Последовал жестокий смешок. – Впрочем, полагаю, что к этому ты тоже привычен, если подумать.

– А что будет с Джонатаном? – задал вопрос Хуберт, чувствуя, как кровь молоточками стучит в висках.

Мальчик, мертвенно-бледный, во все глаза смотрел на этих двоих, не произнося ни слова. Шаожань, стоявший рядом, тоже молчал, широко распахнув глаза. И тому и другому здесь было не место. Хуберт ненавидел себя за то, что позволил им остаться, но еще сильнее он проклинал Монтгомери.

Он мог бы убить его в ту же секунду. Мог бы броситься на него и придушить собственными руками. Монтгомери не был немощным, но не был и силачом. Хуберт выше его, да и моложе. Он готов был разделаться с ним прямо сейчас, но чувствовал, что не может. Какой-то голос в его голове остановил его, и это был голос мастера Вэя. Спешка здесь ни к чему.

– Джонатан, само собой разумеется, останется здесь, со мной, – ответил Монтгомери просто, как будто речь шла о самом естественном, что только можно себе представить. После чего встал, подошел и положил руку на голову мальчика. – Это же мой сынок, в конце-то концов.

Как раз это и волновало Хуберта в наибольшей степени. В первую очередь его заботило не то, что этот человек готов отправить его в изгнание, отняв все, что он создавал и за что боролся целых двенадцать лет. Гораздо хуже была для него мысль о том, чтó тот сделает с Джонатаном, когда мальчик перестанет быть для него полезным. Джонатан шагнул назад, пытаясь отдалиться. И спрятался за спину Шаожаня.

– Не хочу я оставаться с тобой. Я уеду с Хубертом и мастером Вэем.

Монтгомери окинул парня тревожным взглядом.

– Ты останешься со мной здесь и будешь вести себя должным образом, если не хочешь, чтобы я поведал всем и каждому о маленьких секретах Хуберта.

– Ты не посмеешь… – вступился Шаожань.

– Так, хватит! – оборвал его Хуберт. – Джонатан, поднимайся наверх. Шаожань, возвращайся на стойку регистрации. Оставьте нас вдвоем.

Шаожань переводил взгляд с одного мужчины на другого. Монтгомери с этой его самодовольной улыбкой, Хуберт, всеми силами пытавшийся сохранить лицо. Казалось, он оценивал, хорошая ли это идея – покинуть в эту минуту кабинет. Джонатан же неотрывно смотрел только на Хуберта. «Доверься мне», – хотел тот сказать. Но ограничился только тем, что несколько секунд молча глядел в глаза мальчика. Наконец Джонатан сдался и подчинился, направившись к дверям, за ним последовал и Шаожань, закрывший за собой дверь.

– Согласен, – ответил Хуберт едва слышным голосом, когда они с Монтгомери остались вдвоем. – По рукам. Через несколько дней я уеду из отеля, и больше ты меня никогда не увидишь.

Приятно удивленный, Монтгомери улыбнулся.

– Я знал, что ты – человек разумный, Хуберт Елинек.

Упоминание его настоящей фамилии ударило по Хуберту гораздо больнее, чем это отразилось на его лице. Он не пожелал доставить своему противнику этого удовольствия и оставался невозмутимым, пока Монтгомери водружал на голову модную шляпу и беззаботным жестом прощался.

– Давай уже, пакуй свои чемоданы, –