В отношении воспитания народных масс автор проектирует отмену некоторых народных праздников, устройство здоровых развлечений, закрытие игорных домов, ограничение доступа на заседания суда, обращение большего внимания на физическое воспитание детей и пр.

Аналогичные мысли развивал Ферри и на уголовно антропологических конгрессах. Так, на втором конгрессе в Париже в 1889 г. он делал доклад об относительном значении индивидуальных, физических и социальных условий, определяющих преступление[174]. Каждое преступление является для докладчика результатом взаимодействия трех условий и невозможно дать общий ответ на вопрос об относительной силе действия каждого из трех факторов. Социальные и, особенно, экономические причины оказывают свое влияние преимущественно на воровство и менее на убийства и изнасилования, но несомненно, что некоторая часть убийств вызывается социальными причинами (игра, алкоголизм, общественное мнение и пр.); причинами этого же порядка часто объясняются изнасилования (особенно влиянием дурных жилищ). Но с другой стороны, не всякое воровство вызывается социальными причинами; в то время, как случайное простое воровство вызывается скорее всего социальными причинами, воровство с насилием, с убийствами является скорей всего продуктом личных особенностей преступника. В отличие от господствующего мнения социологической школы криминалист-антрополог Ферри не допускает возможности совершения преступления в силу одних социальных условий, без влияния антропологических факторов. Возражая Лакассаню, сравнивавшему преступника с микробом, развивающимся лишь в подходящей среде-обществе, Ферри говорит, что среда не в силах породить преступление, если нет микроба[175]. Этим микробом Ферри, в согласии с Ломброзо, считает ненормальности в физической и психической организации преступника; без такой ненормальности для него немыслим не только прирожденный и привычный, но даже и случайный преступник, a так как ненормальности являются результатом не только социальных условий, но и наследственности, то даже полное преобразование современных государств в социалистические общества приведет не к совершенному исчезновению преступности, a лишь к значительнейшему ее уменьшению[176]. Впрочем, в более поздней своей работе Ферри высказался несколько иначе и полагал, что в социалистическом строе случайные и привычные преступники, являющиеся продуктом социальной среды, должны необходимо исчезнуть[177]. Как Ломброзо уделяет в настоящее время общественной среде внимания более, чем ранее, так и Ферри склонен придавать ей, по-видимому, более значения, чем он признавал его в начале своей научной и политической деятельности, когда еще не принадлежал к социалистической партии, видным представителем которой теперь он является.

Третий виднейший сторонник уголовно — антропологической школы барон Гарофало (Garofalo) посвятил себя юридической стороне изучения новой школы, но и он не пренебрег изучением также и социальных факторов преступности, хотя и пришел в данном случае к решениям почти всегда прямо противоположным результатам изысканий криминалистов социологической школы.

Свой труд Гарофало назвал криминологией (La Criminologie)[178]. Это учебник уголовного права, где на ряду с юридическим изучением преступления и наказания в свете новой школы вошли также вопросы об особенностях преступника и о влиянии на преступность бедности, цивилизации, воспитания и пр.

Гарофало начинает изложение своей теории с выражения уверенности в преувеличенности мнения о тяжестях бедноты и особенно ее голодной нужды. Он не отрицает, что пролетарий более, чем кто-либо другой подвергается опасности голода вследствие того, что все его существование зависит от поденного заработка, но полагает, что при современном состоянии нашей цивилизации почти все желающие находят работу кроме случаев кризисов и, если, по несчастию, они не находят ее, к ним всегда протягивается чья-нибудь благотворительная рука. Несомненно существует бедность, но, так как причина ее, по мнению Гарофало, почти всегда недостаток энергии, деятельности, то она сопровождается апатией и довольствуется тем, что влачит чисто животное существование. Огромная часть рабочего класса страдает не от голода, но скорее от невозможности доставить себе столько удовольствий, сколькими пользуются на его глазах более состоятельные классы. Жажда удовольствий — это своего рода танталовская жажда, но испытывает ее не только пролетариат, a все: работающий за поденную плату считает себя бедняком перед хозяином, мелкий собственник перед большим, служащий перед начальником и т. д. Не особое экономическое положение приводит к преступлению, a совершенно особое психическое состояние, характеризующееся полным отсутствием или уменьшением чувства честности. Гарофало уверен, что преступления не могли бы исчезнуть даже в том строе, где совершенно не было бы бедных, «так как бесчестные люди не могут исчезнуть и раса лентяев и праздношатающихся не умрет никогда даже в фалангах Фуре».

Но главные возражения Гарофало против значения бедности как фактора преступности состоят в следующем. Пролетариат характеризуется полным отсутствием капитала, но такое экономическое состояние, если не считать случаев исключительной нужды в необходимом т. е. жилище, пище и отоплении, не представляет ничего ненормального для тех, кто привык к нему. Оно составляет затруднение только для тех, кто имеет желания и потребности, но не может удовлетворить их при помощи своего заработка. Но подобное экономическое затруднение может испытывать по аналогичным основаниям и класс капиталистов, если слово заработок мы заменим словом доход. Ничто не говорит нам, что это соотношение между желаниями и возможностью их удовлетворения более велико в низших классах. Наоборот, у богатого класса, знающего комфорт и роскошь, потребностей больше и оде разнообразнее, a потому здесь чаще должны быть случаи страдания, испытываемого от неудовлетворенных желаний. Отсюда автор делает вывод, что бедность не должна приводить к преступлению скорее богатства. Переходя от этих соображений к доказательствам, он признается, что у него нет прямых статистических данных, которые могли бы подтвердить правильность его выводов, и потому обращается к сложным выкладкам и на основании их пытается показать, что класс богатых дает столько же преступников, сколько и бедный.