А еще я увидел справа и слева от своего лица пару толстых, членистых, окровавленных жгутов, похожих на гибкие щупальца с костяными крюками на концах. И как-то вдруг сразу понял и откуда они появились, и почему я ору не своим голосом, вообще не свойственным не только для разумных существ моего вида, но и для млекопитающих вообще.

Баг же, летящий на меня с фатальным ударом, словно на невидимую стену наткнулся. Так и завис в полуметре от меня со своими занесенным кверху конечностями, и я был готов поклясться, что на его корявой морде, карикатурно напоминающей человеческое лицо, застыло недоумение. Так человек бы мог замереть, внезапно поняв, что не ужасного монстра собрался убить, а своего – такого же человека, как он сам, да еще и родственника вдобавок.

И тут я ударил!

Вернее, не я, а кто-то, находящийся внутри меня и лишь воспользовавшийся моим телом для того, чтобы спасти себя. Меня можно понять – стоишь себе, понимая, что тебе стопроцентный кирдык, и тут внезапно твой неимоверно скоростной враг замирает перед тобой за долю секунды до удара. Неожиданно? Бесспорно. Вот я и тормознул на ту четверть мгновения, что могла спасти мне жизнь, ведь не вечно же баг будет стоять и удивляться в крайне неудобной для себя позе. Осознает, что не свой это, а всего лишь хомо, который умеет орать, как гигантское членистоногое, и у которого из шеи почему-то торчат щупальца сколопендры – и ударит. Растерялся я, в общем, и от происходящего, и от щупл этих, и от вопля, вырвавшегося у меня из легких.

Я.

Но не тот средневековый воин, которого подселил в меня Виктор Савельев по прозвищу Японец. Воин, что совершенно хладнокровно и без промедления всадил «Бритву» в край живота бага и моей рукой резанул справа налево, словно харакири мутанту сделал.

Вообще-то мне этот удар сперва тупым показался – с выпущенными кишками любой мутант может дофига еще дел наделать. Но в следующее мгновение я понял, что ошибся, так как в раскрывшемся разрезе показались два располовиненных комка, бьющихся в последних попытках вкачать в организм еще хоть немного крови гнойного цвета.

Когда бьешь – всегда открываешься. Ну и я, нанося удар, открылся. Тварь же, почуяв резкую боль в брюхе, моментально вышла из ступора.

И ударила в ответ.

Несильно – сил у нее немного осталось после эдакой кровопотери. Так, слегка мазнула лапой по моей шее, из которой торчали щупальца… А потом баг покачнулся – и рухнул на пол. Как стоял, так и умер, без судорог, на которые у его обескровленного тела, похоже, даже сил не хватило.

Силы, кстати, и меня оставили. Полностью. Ноги затряслись, и я, не удержавшись, рухнул на колени. И закусил губу, чтобы не заорать, так как это, оказывается, очень больно, когда пара суставчатых щупалец синхронно укорачивается, втягиваясь обратно в твою шею, и оттого одно плечо становится мокрым и горячим. Правда, непонятно, почему с одной стороны оно мокрое и горячее, а с другой нет.

Мир перед глазами стал несколько расплывчатым, но пока еще видимым. Единственное, на что меня еще хватило, так это не вырубиться и смотреть на то, как академик Захаров поднимается с пола. Вернее, то, во что он превратился. Вот уж воистину безграничны возможности науки в условиях Зоны с ее артефактами и различными видами аномальных излучений. Вон, старик доэкспериментировался до того, что превратился в кошмарного монстра. Впрочем, быстро стало понятно, что процесс обратим.

Чудовище, изрядно помятое багом, встало на ноги и не без труда выплюнуло конечность руконога, застрявшую в слишком длинных клыках. Потом подошло к трупу бага, заглянуло в распоротое брюхо, покачало головой.

– Вот уж не думал, что у этих ошибок нетрезвого биоинженера два сердца, причем расположенных в брюшной полости.

Потом оно посмотрело на меня желтыми глазами, перечеркнутыми вертикальными зрачками, и хмыкнуло.

– А ведь ты умираешь, Снайпер, прикинь? Баг тебе напоследок сюрприз оставил, сонную артерию порвал. Если б одно из твоих удивительных шейных щупалец тебе кровь не остановило, нажав ниже раны, ты б уже был труп. Но, думаю, это вопрос времени. Когда ты вырубишься, нажим ослабнет – и все. Хорошая, быстрая, тихая смерть. Я даже убивать тебя не стану, просто посмотрю, как ты умираешь. Созерцание чужой смерти действует эдак философски-успокаивающе. Ну, вроде кто-то уходит в гипотетически лучший мир, а ты остаешься. Тебе ли не знать это приятно-расслабляющее состояние? Ты ж многих убил. Не исключаю, что делал ты это именно ради захватывающего чувства превосходства над умирающим…

Думаю, он бы еще долго нес эту чушь, упиваясь моим беспомощным состоянием, если б за моей спиной что-то не грохнуло довольно сильно. А потом еще раз, но уже по-другому. Подозреваю, что с таким звуком может рухнуть на пол крыша лифта, намертво застрявшего в шахте.

А потом раздались звуки шагов, и я увидел, как напрягся Захаров – вернее, тварь, в которую он превратился. Того и гляди кинется вперед, чтоб снести мне голову, а потом порвать тех, кто спустился вниз по лифтовым тросам.

– Не советую, господин ученый, – раздался за моей спиной голос Шрама. – Ты же в курсе, что такое смерть-лампа, правда? Во что бы ты ни трансформировался, она все равно превратит тебя в кучку порошкообразного дерьма. Потому рекомендую стоять и не рыпаться. Доступно?

– Вполне, – пробурчал академик, после чего стал медленно сдуваться до обычных человеческих размеров. Оно и понятно – наверняка пребывание в форме мутанта-переростка требует немалого расхода энергии. Вот академик со свойственной ему практичностью и решил, что человеческое тело ему дешевле обойдется в обслуживании.

В поле моего зрения появились Японец и Меченый – довольно расплывчатые, но пока еще узнаваемые.

– А ты, смотрю, неслабые себе щупла отрастил, – сказал Меченый. – И полезные, кстати. При таком ранении шеи ты уже должен был кони двинуть.

– Я… в курсе, – прохрипел я.

– Плохо дело, – покачал головой Савельев. – Судя по луже, которая из него натекла, он не переживет транспортировку до Кордона и далее до Института аномальных зон.

– Это если нас через тот Кордон пропустят, – заметил Меченый, оглядывая лабораторию. – Хотя, думаю, можно будет обойтись и без Института.

Он быстрым шагом подошел к пульту управления, деловито рассовал по карманам кучку оставшихся «Глаз Выброса», выгреб из прибора остальные, после чего подошел ко мне, держа в руках один из них.

– Нет, – прохрипел я, поняв, что он собирается делать. – Ну… на хрен.

– Надо, – сказал сталкер тоном опытного папаши, уговаривающего капризного дитятю схомячить порцию ненавистной каши.

Он отстегнул с пояса алюминиевую армейскую флягу, присел на корточки и поднес к моему лицу артефакт.

– Надо, – повторил он. – Открывай пасть, я тут не молодею, тебя уговаривая.

Пальцы Меченого перед лицом