Сам граф, Генри Сомеркот и все остальные офицеры полка, возвращаясь в Англию, были твердо намерены исправить ошибку и постараться загладить свою вину перед Чарлтоном, но найти его не сумели.

— Где Жизель живет? — спросил теперь графа Генри Сомеркот. — Внизу меня ждет карета, я попытаюсь ее догнать.

— Не знаю, — признался граф.

— Не знаешь? — изумленно переспросил капитан.

Граф покачал головой.

— Она отказывалась говорить о себе, и я решил, что рано или поздно она должна будет доверить мне свой секрет. Я был уверен, что она не сможет таиться вечно.

Он прикрыл глаза ладонью.

— Разве я мог предположить — хотя бы на секунду, — что она могла оказаться дочерью Чарлтона?

— Это кажется совершенно невероятным, — согласился Генри Сомеркот.

— Теперь я понимаю, почему она произвела на меня при первой встрече просто удручающее впечатление, — сказал граф. — Мы узнали, что Чарлтон забрал свою семью из своего лондонского дома и увез с собой. Видимо, у него кончились деньги, и, когда он умер, они начали голодать. О господи, Генри, нам необходимо ее найти!

С этими словами он нетерпеливо дернул сонетку.

Генри сказал:

— Я же сказал, что карета ждет внизу.

— Я звоню не для того, чтобы потребовать экипаж, а чтобы вызвать Бэтли, — ответил граф.

В эту минуту открылась дверь и в комнату вошел камердинер графа.

— Бэтли, — сказал граф таким голосом, которого Бэтли еще никогда у него не слышал, — я потерял мисс Жизель, и мне необходимо ее найти как можно скорее. Я знаю, что приказывал тебе прекратить расспросы, но, может быть, ты имеешь хоть какое-то представление о том, где она живет?

Бэтли секунду колебался.

— Я выполнил приказ вашей милости, — подтвердил он, — но так уж получилось, что по чистой случайности мне удалось узнать адрес мисс Жизели.

— Ты его знаешь? Великолепно, Бэтли, я знал, что могу на тебя рассчитывать! Где это?

— Это очень бедный район города, милорд. Я как-то заметил, что мисс Жизель идет в ту сторону, и подумал, что там может быть очень опасно, если она не представляет себе, что это за места. Поэтому я шел следом за нею на тот случай, если вдруг случится что-нибудь нехорошее.

Помолчав, Бэтли смущенно добавил:

— Я увидел, как она зашла в дом, милорд, на такой улице, где леди не следовало бы появляться.

— Проводи нас туда, Бэтли! Ради бога, проводи нас туда скорее!

— А ты достаточно хорошо себя чувствуешь? — встревоженно спросил Генри. — Давай мы с Бэтли поедем вдвоем и привезем ее обратно.

— Неужели ты думаешь, что я смогу вас тут дожидаться? — возмущенно ответил граф.

Генри ничего на это не ответил. Бэтли, который, войдя в комнату, взял со стула у двери плащ, небрежно сброшенный графом, молча подал его своему господину.

Граф, к великой своей досаде, смог спускаться по лестнице только очень медленно — гораздо медленнее, чем ему хотелось бы. К тому моменту, когда он добрался до холла, карета, на которой приехал Генри, уже стояла у самых дверей. Двое джентльменов уселись внутри, а Бэтли забрался на козлы и сел рядом с кучером, чтобы указывать ему дорогу.

— Как мы сможем загладить свою вину за то, что пришлось пережить семье Чарлтона из-за того, что мы не поверили в его невиновность? — с горечью спросил граф.

— Но все свидетельства против него были настолько убедительны! — сказал Генри. — Я помню, как сам думал, что он никак не может оказаться невиновным, ведь карту нельзя было украсть так, чтобы майор этого не знал.

— Мы ошибались. Генри. И наша ошибка принесла столько горя майору и его семье.

— Кто же мог это предвидеть, — со вздохом сказал Генри.

Экипаж ехал довольно долго. Граф заметил, что они оставили позади недавно отстроенную часть города с прекрасными новыми домами и оказались на узких улицах, где в дверях обшарпанных домишек стояли какие-то довольно подозрительные личности.

Графу больно было думать о том, что Жизель вынуждена была жить рядом с подобными людьми и постоянно подвергаться множеству опасностей. И ему еще сильнее захотелось найти ее как можно скорее и увезти отсюда.

В конце концов, проехав по лабиринту улочек — настолько узких, что казалось, что карета вот-вот застрянет и не сможет двигаться дальше, — они остановились у ветхого дома, в окнах которого была выбита половина стекол, а дверь едва-едва держалась на петлях. Бэтли слез с козел и постучал в дверь. Спустя довольно долгое время ее открыла неряшливо одетая женщина, которая посмотрела на него со злобной подозрительностью.

— Чего надо? — угрюмо спросила она.

— Мы хотим поговорить с мисс Чарт, — сказал Бэтли.

— Самое подходящее время являться в гости! — презрительно бросила женщина, но, увидев за спиной дворецкого графа, еще одетого в вечерний костюм, сменила гнев на милость и отрывисто сказала:

— Задняя комната!

Она ткнула большим пальцем себе за плечо, а потом нырнула в соседнюю дверь, с шумом захлопнув ее за собой.

Узкий коридор привел их к крутой лестнице, где некоторые ступеньки совсем провалились. Тут пахло затхлостью, сыростью и старым деревом. Позади лестницы оказалась дверь.

Граф постучал в нее и услышал, как невнятный голос за дверью встревоженно спросил, кто пришел. Потом дверь открылась — и он увидел, что на него удивленно и испуганно смотрят две пары женских глаз.

Тут была Жизель, которая, видимо, только недавно успела вернуться домой. Она так торопилась, что у нее немного разрумянились щеки и волосы растрепались от бега.

Его таинственная служанка стояла рядом с матерью, на которую оказалась удивительно похожа — только у миссис Чарлтон волосы поседели, а на лице от горя и лишений пролегли глубокие, не по возрасту морщины.

Обе женщины молчали. Ничего не говоря Жизели, граф направился к миссис Чарлтон и почтительно взял ее за руку.

— Мы уже целый год ищем вас, миссис Чарлтон, — мягко сказал он. — Мы пытались разыскать вас, чтобы сообщить о том, что вашего мужа обвинили несправедливо, и впоследствии он был полностью оправдан.

Граф почувствовал, что немного огрубевшая от домашней работы рука, которую он сжимал в своей, задрожала. Преждевременно увядшая от страданий женщина подняла глаза и пытливо всмотрелась в его лицо, словно ища подтверждения его словам.

Потом она едва слышным голосом спросила:

— Это… правда?

— Чистая правда, — подтвердил граф. — И от моего собственного имени, как и от имени его светлости герцога Веллингтона и от всех офицеров полка я могу только выразить наши глубочайшие и искренние сожаления и попросить прощения за то, что мы невольно навлекли на вас столько горя.