— Самое прямое! — твердо отвечал доцент. — И если вы, Ласточкин, этого не понимаете, сомневаюсь, что вам удастся сдать экзамен! Вы должны запомнить одно — нам, работникам культуры, нужно неуклонно бороться за отечественный репертуар, бегать по утрам, обливаться холодной водой и питаться, это, проросшими зернами.

Для иллюстрации этих тезисов он приводил свое любимое стихотворение (разумеется, отечественное):

Впрочем, сам доцент тоже мог служить рекламой здорового образа жизни: был он крепкий и свежий, как гриб-боровик.

Правда, была у него одна прискорбная слабость: он не мог пропустить ни одну хорошенькую студентку, принимал у них экзамены по вечерам и очень подолгу.

Как-то и сама Лола оказалась на таком вечернем экзамене.

Доцент сел рядом с ней, проникновенно заглянул в глаза и спросил, понимает ли она, как важен в наше время патриотический театральный репертуар.

Лола ответила уклончиво и попыталась перейти к теме билета — различиям между лютеранской и англиканской конфессиями.

Однако доцент отмахнулся от назойливых протестантов и начал внушать Лоле, что ей для успешной сдачи экзамена необходимы дополнительные занятия, желательно — у него на дому.

— У вас, это, большие способности, — говорил он Лоле, — но вы, это, еще не до конца осознали важность патриотического репертуара. Я думаю, вам, это, нужны дополнительные занятия. Индивидуальные. Приходите, это, сегодня вечером, часам к восьми. Я вас, это, научу как следует разбираться в репертуаре.

Чтобы у студентки не осталось никаких сомнений относительно его намерений, доцент чувствительно ущипнул ее за ляжку.

В тот раз Лола как-то выкрутилась и пожаловалась в деканат.

К тому времени там накопилось уже очень много жалоб, и доцента, несмотря на его обширные связи, наконец с треском выгнали из института. Должно быть, решающую роль сыграло то, что он, не разобравшись, пригласил на дополнительные занятия дочку одного очень влиятельного человека.

В следующий раз Лола встретила бравого доцента лет через пять, когда заехала на цветочный рынок. Она шла мимо продавцов, расхваливающих герани и фуксии, лилии и рододендроны, и вдруг увидела удивительно знакомое лицо.

Бывший преподаватель стоял перед ведром, из которого торчали какие-то подозрительные зеленые отростки, и вещал хорошо поставленным голосом:

— Мы, садоводы-любители, должны бороться с иностранными растениями, которые, это, упорно насаждают у нас на дачных участках сотрудники западных спецслужб! Что могут принести нам все эти клематисы, спацифиллумы и прочие аквилегии? Ничего, кроме, это, пессимизма, уныния и низкопоклонства перед западом! Нет, мы должны распространять наши отечественные, патриотические сорта: касатик, ноготки, золотые шары, анютины глазки… красная гвоздика — тоже хороший цветок!

— Вообще-то, аквилегия — это наше растение, — подал голос скромный старичок. — По-нашему называется водосбор.

— Вот и называйте его по-нашему! — отмахнулся бывший доцент. — А вам что, женщина?

Он обращался к чрезвычайно возмущенной особе, которая стояла перед ним в плотных матерчатых перчатках, с какой-то колючей веткой в руке.

— Ты, козел, мне что продал? — проговорила она, когда продавец обратил на нее внимание.

— А что такое? Что такое? — забеспокоился бывший преподаватель. — Я вообще первый раз вас вижу!

— Как же, первый раз! На этом самом месте ты стоял, и морду твою наглую я запомнила!

— Ну, я же не могу всех покупателей запомнить… А в чем, собственно, дело?

— Ты мне клялся, что это будет пион древовидный, а посмотри, что выросло! Обычный чертополох!

— Так, может, вы его неправильно посадили, — заюлил доцент. — Пион, особенно древовидный, он, это, любит кислую почву и солнце, а вы, наверное, посадили его в щелочную.

— Все я сделала, как надо! — оборвала его женщина. — И почва, и солнце… А если бы и нет — ты что, хочешь сказать, что на плохой земле из пиона вырастет чертополох? Жулик ты, вот ты кто! Вместо пиона ты мне чертополох продал, вместо семян мака — крапивное семя. Теперь участок от этой крапивы не очистить!

Бывший доцент пытался оправдываться, но женщина уже запихнула ветку чертополоха ему за воротник и вытаскивала из мешка пучок свежей крапивы.

Лола не стала смотреть дальше на разгорающийся скандал и ушла своей дорогой, подумав, что люди совершенно не меняются, а жизнь все же расставила все по местам.

И вот теперь она снова встретила неугомонного доцента — и он снова на коне, вешает лапшу на уши обеспеченным дамочкам, гребет неплохие деньги и, как в прежние времена, договаривается с ними об «индивидуальных занятиях».

И кстати, очень неплохо выглядит. Может служить живой рекламой своего метода.

— Так что, это, приходите часам к восьми! — напомнил Лоле гуру, прежде чем вернуться на свое место.

— А то что — зачет не поставите? — осведомилась Лола вполголоса.

Гуру ее, кажется, не расслышал.

До конца занятия не произошло ничего, заслуживающего внимания. Гуру еще несколько раз похвалил Лолу и привел ее в пример прочим ученикам, в особенности неуклюжей Курочкиной, так что под конец все косились на новенькую с явным неодобрением.

Наконец занятие закончилось, и ученики потянулись в раздевалку.

Шкафчик Лолы оказался рядом со шкафчиком Курочкиной.

Переодеваясь, та покосилась на Лолу и спросила с плохо скрытой завистью:

— Ну, как там Алена?

— Кто? — переспросила Лола, пытаясь выиграть время.

— Ну, Алена Перепелкина! Вы же с ней вроде подруги!

— А, Алена… ну да, подруги… быстро же здесь слухи распространяются! Но вообще-то я ее давно не видела.

— Ну конечно… — завистливо протянула Курочкина. — У нее же началась новая жизнь, ей теперь не до подруг. Как они — поженились?

— С кем? — оторопела Лола.

— Ой, вот только не надо этого! — фыркнула Курочкина. — Я, конечно, сама не люблю сплетничать, но тут-то, наверное, все в курсе!

— Это вы про Павла? — ляпнула Лола. — Так он же вроде женат…

— Про Павла? — насторожилась Курочкина. — Про какого еще Павла?

— Знаете… знаешь что? — Лола решила взять быка за рога. — У вас здесь кафе какое-нибудь есть? Давай посидим, выпьем кофейку, поговорим. По-моему, ты про Алену знаешь больше меня!

— Посидеть, конечно, можно… — протянула Курочкина задумчиво. — Насчет кофе, правда… не знаю, понравится ли тебе здешний кофе!

— А что, плохо варят? Да ничего, я пила кофе на автобусной станции в поселке Новые Ямы и осталась жива. Так что мне не привыкать.