– Ну а сейчас-то чем занимаешься? – прервал словоизвержения бывшего журналиста бывший прапорщик.

– Сейчас? Наливай еще! А… кончилось… Сейчас я, брат Колян, писатель.

Такого Переверзев не ожидал.

– Ты-ы? – протянул он. – Как это?.. Это что же… Книжки пишешь?

– Ага.

– И их… печатают?

– Издают, да.

– Нет, серьезно, что ли? Ты, Гога, писатель? И… сколько написал уже?

– Двадцать семь книг, – гордо ответил Витька. – За четыре года. Двадцать восьмую пишу.

– Это… – морщась от того, что выпитая водка мешала быстро соображать, подсчитал Переверзев, – получается… по шесть-семь книжек в год. Ни хрена себе собрание сочинений! Через пару лет уже отдельный шкаф покупать придется. А о чем пишешь-то? Детективы, поди?

Гога икнул. Он как-то внезапно начал наливаться опьянением.

– Ос-с-стросюжетная литература называется, – сказал он. – Пр-р… приключенческая. Детективы, ага. Боевики. Фантастика еще. В общем, брат Колян, такие книги, где хорошие парни, если с несправедливостью какой столкнутся, вострят мечи или… заряжают пистолеты. Мом-ментально! И принимаются гвоздить злодеев и в хвост и в гриву. А их женщины честно делят с ними невзгоды и лишения… А не сбегают, – помрачнев, добавил Гога, – с соседями по лестничной клетке в какую-нибудь Ялту… Ну да, ладно, черт с ней… Там все просто и понятно, в книжках моих… вот враги, а вот друзья. Друзья голову за тебя сложат, а не продадут. А злодей – такой злодей, что, когда пишешь, у самого зудит: когда же тебя, гада несчастного, изничтожат! И, конечно, в финале добро, которое вот с такенными кулаками, неизменно побеждает гунявое зло, которое супротив добра оказывается жидковато… Скажешь, банальность и пошлость? А я считаю, что такой мир, где всегда понятно, как следует поступать, где мужчины не забывают, что они мужчины, а женщины не превращаются в один прекрасный момент из верных подруг в меркантильных стерв, получше нашего… болота.

Он снова икнул и договорил:

– В общем, живу полной жизнью, как и мечтал. Только не взаправдашней жизнью, а выдуманной. Сублимация, брат Колян! Ну… так лучше, чем вовсе никак… Чем хомячком в колесе от юности до старости крутиться, пока лапки ревматизмом не поломает. Вот, глянь…

Гога, пыхтя, достал из-под столика несколько новеньких книг карманного формата в красочных мягких обложках:

– Глянь… Это последние: «Смертельный вояж»… «Огненный дождь»… «Последняя обойма»… «Выстрел в темноту»… «В преисподнюю и обратно»… Хочешь, подпишу тебе какую-нибудь? А то и сразу все. Один хрен, мне их девать некуда.

– Давай, – согласился Николай Степанович.

– Потом, – решил Витька, – а то сейчас руки что-то того… плохо слушаются. Пойдем-ка в магазин еще сходим, а?

Дальнейшие несколько часов проскакали в каком-то горячечном тумане. Очнувшись поздним вечером на продавленном диване все в той же квартире Гогина, Переверзев долго лежал, пялясь в потолок, затянутый сумерками, и матерясь про себя от стыда и тошноты.

Он смутно припоминал, как, нагрузившись по самые бельма, он, запинаясь, начал рассказывать однокласснику о случившейся с ним беде. Как потом его прорвало до того, что он аж на короткое время протрезвел от боли и злости. Как слушал его Гога, выпучивая глаза и сжимая пухлые кулаки на толстых голых коленках. Вспомнил и то, что вместо того, чтобы давать деловые советы, Витька вдруг вскочил с места, стал размахивать руками и орать, брызжа слюной – призывать вот прямо сейчас собраться и поехать разбираться с обидчиками… Гога даже принялся одеваться, но, едва справившись с молнией на джинсах, бросился, колыхая пузом, рыться в шкафу, разыскивая подаренный кем-то сувенирный японский меч – катану.

«Совсем с катушек съехал со своими книжками… – подумал, приподнимаясь на диване, Николай Степанович. – Разумный же человек был… Зря я, наверное, к нему пришел…»

Он огляделся. В квартире было пусто и полутемно.

«Неужто на самом деле рванул куда-то с пьяных глаз?» – испугался бывший прапорщик и тут вдруг услышал, как в ванной шумит вода.

Вскоре, щелкнув выключателем, в комнате появился Витька – в одних трусах и с полотенцем на голове.

– Проспался? – неожиданно бодро осведомился он. – Сейчас чайник поставлю. Да… дали мы сегодня жару, брат Колян. Или, может, лучше… вместе по двести? Там еще осталось…

Переверзев болезненно скривился и замотал головой.

– И правильно, – согласился Гога. – Водочки хватит уже. Расслабляться потом будем. Когда дело наше закончим.

– Какое дело? – осторожно спросил Николай Степанович.

– Ты чего? – присаживаясь рядом на диван, спросил Гога. – Забыл, что ли, все?

– Забыл, – честно признался Переверзев после паузы, в течение которой пытался распутать вялую мешанину собственных мыслей.

– О, как… – удивился Гога. – А я, между прочим, уже кое-кому позвонил, как и обещал…

– Вить! – взмолился Николай Степанович. – Давай по порядку, ладно? Кому ты обещал? Кому ты звонил-то? И когда успел?

– Пока ты дрых. Я-то раньше на пару часов проснулся. Профессиональная привычка – еще с эпохи журналистики. На банкете нарежешься, в редакции добавишь, потом дома… А наутро – будь любезен статью в номер сдать. Бывало, что неделями киряешь, а спишь всего по паре часов в сутки. И работаешь при этом.

– Понял, понял. Так кому ты звонил?

– Мужичку одному, – пояснил Гога. – Полезный такой мужичок, все про всех знает в области. Журналюга. Правда, то, что он расскажет, натрое делить надо, но… все равно я с ним связи не прерываю. Знаешь, какие он мне сюжеты подкидывает! Значит, мы Елисеева потопить хотим, ага? Так вот, про твоего Елисеева он мне кое-что нашептал. Ну, о том, чей он сын, говорить не нужно, да? И так это всем известно.

– Да, честно говоря… мне неизвестно.

– Темный ты, Колян, – поцокал языком Витька. – Юлий Александрович Елисеев – тебе это имя ничего не говорит, что ли?

– Постой… Прокурор области бывший!

– Точно. В позапрошлом году на повышение пошел – в Москву. При таком папаше чего Ростиславу Юлиевичу предпринимателем-то не стать? Тут тебе и стартовый капитал, и зеленый свет где угодно. Поэтому какую-либо инфу о нечистоплотности в делах Елисеева-младшего искать бесполезно. Если что и было когда – все надежно прикрыто и следов не осталось. Тут надо с другой стороны заходить. Нашептал мне мой мужичок, что есть такой слух, будто Ростислав Юлиевич очень даже неравнодушен к девочкам-школьницам. Вот и твой рассказ этот слух подтверждает. Понимаешь, что к чему?

– Ну… – протянул Николай Степанович, – извращенец, сука. А дальше что? Ты статью-то про него напишешь?

– Да погоди ты со статьей! А дальше вот что. Чем Ростислав Юлиевич в нынешнее время занимается? Отстраивает и расширяет свое родовое гнездо, так? Понавозводил реабилитационных центров, церквей, сельхозпредприятий на выкупленной территории. Прямо государство в государстве получилось… Это ж какие бабки нужно за строительство выкладывать? Куда как дешевле нелегалов нанять, все так и делают. Только не афишируют, конечно. А что это значит?