Не получается с Кириллом этого доверия. Я уже с разных сторон заходила, результат один – Кирилл пытается понять, что именно я хочу услышать от него, и старается оправдать мои ожидания.

Говорить на камеру Кирилл любит, и делает это громко, непременно с микрофоном. Я сразу представляю себя восхищённым волонтёром на утреннике в детском доме.

А ведь сколько задушевных разговоров, чтения книг, просмотров разных познавательных фильмов, обсуждений было за эти полгода… Занимаемся каждый день. Но он будто в коконе «я лучший ребёнок детского дома».

Ведёт себя со мной, как с воспитательницей. В лицо соловьём заливается, всегда преувеличенно: «Маматька, как ты вкусно готовишь! Маматька, ты такая красивая!», но стоит мне выйти из комнаты, занимается тем, что считает нужным. Врёт с честными глазами, иногда даже начинаю сомневаться в том, что минуту назад сама видела…

Игры те же, что с первого дня дома, – в один бесконечный детдомовский концерт.

Но это всё ерунда и не стоит внимания, если бы не истерики на любое замечание. Просто принц коронованный, попробуй ему слово скажи! Я каждый раз дар речи теряю.

К примеру, носится из комнаты в комнату, гоняет Кристинку, подаёт дурной пример Вадиму. Один раз сказала – угомонись, иди поиграй спокойно во что-нибудь. Второй раз повторила. Третий.

Терпение лопается:

– Кирилл, иди в свою комнату на пятнадцать минут, посиди, успокойся.

Все мои дети в таком случае понимают, что виноваты, идут, захватив с собой книгу, сидят положенное время и выходят как новенькие.

Но Кирилла нельзя наказать, он особенный. Поднимает рёв с соплями:

– Я не пойдуууууу, я не хочууууу тудаа!

Спрашиваю:

– В чём проблема, почему это всех можно наказывать, а тебя нет?

Орёт и топает ногами по полу. Ещё раз прошу пойти в свою комнату и посидеть там пятнадцать минут. Начинает бросаться на меня. Делает выпады в мою сторону: ногами топает и за руки хватает, может бросить что-то небольшое, кричит:

– Я тогда буду так орать, что соседи придут!

Подобное поведение настолько для меня необычно, что я впадаю в ступор, говорю строго нечто вроде: «Здесь я главная, и я прошу тебя посидеть в комнате. Если ты меня не слушаешься, тогда и я не собираюсь слушать то, что ты мне говоришь…» – и остаток дня разговариваю с ним сухо и односложно.

Такие ситуации повторяются примерно раз в неделю.

Потом Кирилл снова становится слащаво-прекрасным, виснет на мне, но осадок и ощущение, что это какой-то непонятный мне мальчик, – долго меня не покидают. Внешне я спокойна, виду не подаю, но внутренне очень расстраиваюсь.

Разговаривала сегодня с ним долго о том, как важно сохранять хорошие доверительные отношения в семье, рассказывала, чем мама отличается от воспитательницы из детского дома, и о том, почему маму нужно слушаться. Мне кажется, особого впечатления эта беседа на Кирилла не произвела. Стоял, смотрел прямо, без эмоций, потом, когда я закончила говорить, отвернулся и ушёл играть.

Очень много времени с Кириллом проводит Тимур. На Галю в прошлом году Тимур очень положительно влиял, да и сейчас продолжает. В отношениях сын – лидер, много поправляет, направляет и объясняет. Очень надеюсь, что Кирилл со временем начнёт тянуться за ним.

И очень надеюсь, что скоро напишу сюда о каких-нибудь положительных переменах и успехах Кирилла. Пока он мне напоминает Кая с льдинкой в сердце из сказки про Снежную королеву. Сколько же времени должно пройти, чтобы он стал самим собой?

9 декабря 2015 г.

Вдруг стало понятно, в чём моя проблема. Я нервничаю из-за того, что другие от меня ждут скорейшего и идеального разрешения каких-то спорных моментов с Кириллом. Это на меня давит.

Мы живём себе спокойно, ничего особо страшного не происходит (истерика раз в неделю – да многие родители кровных детей о таком только мечтают!), но мне то пишут, то звонят разные волонтёры или знакомые, которые либо участвовали в пиаре Кирилла, либо брали детей из того же детдома, даже из той же группы.

И они спрашивают, задорно так, с уверенностью, что я до сих пор не могу поверить в своё счастье, что такого золотого мальчика отхватила: «Ну как вы там? Где фотки и рассказы со счастливым концом?!»

А мне нечего им сказать. Да и не хочу я сейчас про это говорить, даже фотографии со дня рождения Кирилла показывать (а они есть, и был хороший праздник, но не хочу я).

С одной стороны, я понимаю, что если я не хочу то пусть все идут лесом. С другой стороны, чувствую давление на себя, мол, забрала ребёнка, неизвестно что тут с ним делаю, а народ беспокоится.

А ведь каждый приёмный родитель понимает, что не нужно ждать любви, тем более безусловной, ни от ребёнка, ни от себя к ребёнку. Потому что любовь – это чувство, которым невозможно управлять.

Перед тем, как поехать за ребёнком в детский дом, мы спрашиваем себя, а готовы ли мы просто жить вместе с этим ребёнком (тем более что мы его и не знаем ещё толком)? Готовы ли заботиться о нём, даже если особой любви не возникнет? И если мы решаем, что да, мы сможем так жить, потому что не для любви мы его забираем, а потому что у нас есть потребность помочь ему, есть и силы, и возможности, – тогда я еду и привожу ребёнка домой.

Но и у меня, и у мужа есть родители, родственники, друзья, виртуальные знакомые, которые особенно не углублялись в тему приёмного родительства. Они не знают, что такое адаптация, не знают, что дети, которые с рождения живут в детском доме, понятия не имеют, что такое мама (как бы жалостливо они не пели о ней песни на утренниках), и ни в какую семью они на самом деле не хотели. Подобные дети просто не представляют, что такое семья и зачем она нужна.

Но зато эти люди с вдохновением рассказывают мне о том, что всё лечится любовью. Нужно просто взять на ручки восьмилетнего мальчика, крепко-крепко прижать к себе и любить, пока он не оттает. Всё ведь так просто, ну!

Я когда слышу такое, сначала несколько секунд чувствую себя бездушной тварью. Потом вспоминаю, что эти люди ни разу не общались с детьми из детского дома, а если предложить им взять одного семилеточку себе, чтобы проверить, действует ли предложенное мне средство, – скорее всего, откажутся. «Нет, я не могу», – скажут.

И потом мне: «А ты можешь, у тебя получится, ты и отогревай любовью. А не можешь отогревать, тогда и брать нечего». И обидятся. Они ведь хотели как лучше, со всей душой ко мне, а я им такое предлагаю.

Не нужны мне подобные советы. Они меня сильно сбивают с толку. Начинает мучить совесть. Ну как же так, ведь у мальчика никогда не было мамы, которая обнимала бы его нежно и говорила, что он у неё самый-самый. А я его к себе в дом притащила и так скупа на материнское тепло. Тимурку, небось, и обнимаю как положено, и говорю, что надо. Сердце у меня, что ли, каменное? Мачеха я, а не мать!