У Гурова было время проанализировать ту информацию, которую нашел для него Фомин по его списку, и он понял, что есть только один человек, с которым имеет смысл поговорить. Остальные двое успели отметиться на зоне и не признались бы в том, что были в притоне для педофилов, даже под страхом смерти. Этим третьим был парень по имени Геннадий, который в то время жил со своей бабушкой в Ивантеевке, поселке городского типа. Бабушка его заявление в милицию 3 ноября утром и принесла, потому что внук домой ночевать не пришел. Но там на это особо внимания не обратили, потому что был он еще та оторва. А 5-го вечером парнишка домой вернулся, вот она заявление и забрала. А в 2007 году бабушка продала дом и уехала с внуком к дочери в Шатуру. В настоящее время Геннадий жил там и работал механиком на СТО, адрес, как домашний, так и рабочий, имелся. К нему-то Гуров и собрался. Конечно, получалось, что Геннадий если и был там, то всего несколько дней, но время его возвращения домой — вечер 5 ноября — давало надежду на то, что поездка может быть небесполезной.

Понимая, что на откровенность Геннадия можно рассчитывать только в том случае, если он будет полностью уверен в том, что дальше Гурова информация не уйдет и его имени никто никогда не узнает, Лев решил ехать на своей машине. И, как ни уговаривали его Косарев с Фоминым взять полицейский «уазик», настоял на своем. По дороге Лев размышлял о том, что хоть Стас и совершенно напрасно на него тогда окрысился, но мириться все равно надо, потому что если хочешь иметь друзей без недостатков, то не будешь иметь друзей совсем. А уж когда и сам не святой, то обижаться на других по меньшей мере глупо.

В Шатуре Гуров довольно быстро нашел станцию техобслуживания, где работал Геннадий. Услышав звук подъехавшего автомобиля, из гаража вышел солидный дядька, который при виде старой машины Гурова только тяжело вздохнул, вероятно, предположив, что сейчас эту рухлядь попросят починить. А когда Лев протянул удостоверение, ничуть не растерялся, и сыщик подумал, что крупных грехов за этой СТО не водится. А вот узнав, кто ему нужен, хозяин насторожился:

— Он что-то натворил?

— Нет, мне с ним нужно только поговорить. Речь пойдет о временах давних, когда он еще у бабушки в Ивантеевке жил. Просто дело одно старое всплыло, а Геннадий может о нем что-то знать.

— Ну, если так… — Хозяин пожал плечами и скрылся внутри.

Через несколько минут к Гурову вышел молодой парень, и, судя по его спокойному лицу, ему тоже нечего было бояться. Они отошли к стоявшей возле стены скамейке, присели, парень закурил и выжидательно посмотрел на Льва, а тот никак не мог придумать, как начать.

— У меня вообще-то работа стоит, — заметил Геннадий.

— Давай я тебе вкратце ситуацию обрисую, — приступил наконец Лев. — Были найдены останки двух человек: мужчины и женщины, мы выяснили, что они снимали в Сабуровке дом, где был организован притон для педофилов. Кто-то освободил детей, убил этих двоих и охранника, а дом поджег так, что от него практически ничего не осталось. А в саду мы нашли яму, полную детских скелетов. И есть подозрение, что над детьми там не только издевались, но еще и убивали ради органов. Я тебе все это говорю потому, что это уже ни для кого не секрет, Фомичевский район гудит, да и до вас, наверное, слухи дошли. Я знаю, что 2 ноября 2004 года ты и двое твоих друзей куда-то исчезли и вернулись домой только 5-го вечером. То, как ты и остальные объяснили свое отсутствие, я читал. А теперь прошу тебя: ради тех замученных до смерти детей, которые уже никогда не увидят родителей, солнца над головой, не вырастут, не заведут своих собственных детей, скажи мне правду — ты был в этом доме? Даю тебе слово офицера, да я тебе своей жизнью клянусь, что никогда и никому не назову твоего имени.

— Зачем вам это? — Парень смотрел на него с неприкрытой враждебностью. — Из любопытства?

— Нет, Гена! Для того, чтобы это никогда не повторилось. Те, кого убили, были простыми исполнителями, но где-то есть организатор. И нельзя исключать, что сейчас в каком-то из районов области работает такой же притон. Я хочу найти этого организатора для того, чтобы он ничью жизнь больше не погубил.

— И что вы с ним сделаете? В тюрьму посадите? А он потом выйдет и примется за старое! — насмешливо произнес парень.

Гуров достал удостоверение и, раскрыв, показал ему.

— Я — полковник, занимаюсь особо важными делами, причем дольше, чем ты живешь на свете. Я из практически вымершего племени честных ментов — поверь, они еще остались! — и никогда в жизни ни у кого не взял денег, а предлагали очень многие. Именно поэтому я в авторитете по обе стороны закона: и среди своих, и среди уголовников, причем не мелкой шантрапы. И даю тебе слово, что, когда найду этого организатора, он не то что до суда не доживет, его даже задерживать никто не будет. Он умрет, но не просто, а смертью страшной и мучительной. И будет при этом жутко завидовать тем своим подручным, которых бросили умирать в выгребную яму! Я ответил на твой вопрос?

Гуров говорил все это тихо и вроде бы спокойно, но таким сдавленным от ярости голосом, что парня даже дрожь пробила. Он закурил новую сигарету, помолчал, а потом, глядя себе под ноги, сказал:

— Мы там были, но с нами просто ничего не успели сделать. Про операции ничего не знаю, нас, во всяком случае, никакой врач не смотрел, и анализы не брали. Хотя, как я понял, врач там был, потому что лечил некоторых.

— Давай все с самого начала, — попросил Лев.

— Ну, как отец от нас ушел — мать сама виновата, не хрена было хвостом вертеть, — она принялась личную жизнь устраивать, мужики каждую неделю менялись, а потом она меня, чтобы не мешал, к матери своей в Ивантеевку отправила. А я уже на весь мир озлобленный, школу прогуливал, компания такая же. Бабуля пыталась меня как-то воспитывать, а я, бывало, ее и матом посылал. В общем, намаялась она со мной. Все случилось 2 ноября, мы с пацанами, как обычно, возле автостанции тусовались. Врать не буду: и подворовывали мы, и хулиганили всячески. Сидели мы на скамейке в скверике, и тут мимо нас бабенка молоденькая катит, пьяная в хлам. Остановилась возле нас и пригорюнилась — какие мы, дескать, несчастные. А мы ей в ответ: «Купи нам пива, и мы счастливые станем!» Она головой помотала и чуть не грохнулась при этом, денег, говорит, нет, а потом полезла в сумку, долго там ковырялась и пакет с конфетами достала. Вот, говорит, берите, они очень вкусные. Мы, кретины, блин, — не сдержался он, — и взяли! Сожрали кто одну, кто две. Конфеты как конфеты! Но на халяву и уксус сладкий! А она стоит и все допытывается: «Вкусно же? Правда, вкусно?» И тут я чувствую, что ведет меня, голова закружилась, на других смотрю, а Юрка, который две конфеты слопал, уже в отключке. Встать хотел — да не смог! Крикнуть — голоса нет! Смотрю, а баба эта, оказывается, совсем не пьяная, глядит на меня зло так и язвительно говорит: «Я же предупреждала, что будет вкусно». Ну, тут и меня срубило!

— Ну, теперь мне понятно, куда она с охранником ездила и для чего конфеты покупала, а дома в них, скорее всего, наркотик вводила, — скривился Гуров. — Извини, Гена, что перебил, ты продолжай.