– Вам ничто не угрожает, Альберт Эдуардович, – продолжал говорить Тимур из прихожей. – Вы ведь не вели двойную игру, вы только добросовестно выполняли свои обязанности. А вас при этом обманывали и использовали. Так что претензий к вам у нас нет.

Опять это мерзкое слово – «использовали». Зато я с облегчением понял, что меня не убьют. По крайней мере, не сию секунду, что уже было огромным счастьем. Как же все-таки сильно человек хочет жить, подумал я. Следом пришла вторая, еще более неуместная в данной ситуации мысль: до какой степени убогая квартирка в московском рабоче-пьянчужном районе не соответствует происходящим в ней событиям. Такие вещи со стрельбой куда естественнее смотрелись бы в загородном особняке или, на крайний случай, на каком-нибудь заброшенном заводе, как в западных боевиках.

Потом я, наконец, нашел в себе силы отвести взгляд с руки, державшей пистолет и посмотреть на лежащее на полу тело. Под ним растеклась лужа быстро густеющей крови, вид которой не вызвал у меня никаких эмоций. Ноги были немного согнуты – словно у Аркаши вдруг резко заболел живот, и он попытался подобрать под себя колени, но замер на полпути. Одна штанина задралась так, что была видна толстая, белая, словно лысая с вытертыми от многолетнего ношения брюк волосами икра и высоко натянутым на нее носком. Аркаша носил очень хорошие носки, больше похожие на гетры. Ума не приложу, где люди берут такие носки, мои, например, уже после первой стирки превращаются в неопределенного цвета тряпки, позорно висящие на щиколотках.

– Сейчас мы все вместе встанем и поедем в одно место, – сказал Тимур. Он говорил будничным тоном, словно ничего особенного не произошло. Так, досадное недоразумение, которое быстро устранили. – Там нам никто не помешает спокойно поговорить и выпить по чашечке кофе с хорошим коньяком. Вы расскажете все, что знаете, после чего мы отвезем вас домой. И на этом ваши приключения, Альберт Эдуардович, закончатся.

«Конечно, закончатся, а как же иначе, – подумал я с какой-то непонятно откуда взявшейся спокойной злобой, – пустите мне пулю в затылок и закопаете где-нибудь в лесу. А может, просто выбросите на обочину или в какой-нибудь карьер». Я был на сто, нет, на двести процентов уверен, что уйти живым мне не дадут. Вон лежит старая сволочь Аркаша Бунин, судьба которого – лучшее подтверждение того, что думаю я правильно.

Мне было не жаль Аркашу (ну разве что самую малость – выпили-то вместе не меньше цистерны, да и работенку он мне нашел вон какую веселую!), зато от жалости к себе мысль заработала с неведомой ранее быстротой и четкостью. Верно все-таки говорят, что загнанная в угол мышь дерется как лев. До льва мне, конечно, как до Луны, но и мышью я уже больше не был.

Во-первых, образовавшиеся было пустота в паху и ватность в коленях после слов Тимура о спокойном месте и кофе с коньяком, куда-то исчезли. Во-вторых, в голове моей мгновенно созрел хоть и не ахти какой, но все таки план. Он заключался в том, чтобы максимально правдоподобно прикинуться обезумевшим от страха смерти равно как и надежды на жизнь стариком, а потом вдруг выкинуть финт, которого от меня никак не ожидают.

Драться я не умею, да если бы и умел, то в моем возрасте ни за что бы не справился с двумя мужиками вдвое моложе меня да еще и вооруженными. Так что моим единственным преимуществом должна стать неожиданность в сочетании с правдоподобной игрой.

Если не выйдет, то меня грохнут прямо здесь. И что из этого? В подмосковном лесу или в пяти минутах от метро Кузьминки – какая, спрашивается, разница? Разве что не успею выпить кофе, так я его и не любил никогда. Другое дело чай с баранками, но мне его даже не предложили. В общем, при любом раскладе я ничего не теряю. Так что поиграем.

Я часто закивал головой, изображая бесконечное облегчение и благодарность за то, что мне не нужно бояться за свою жизнь, раз такие сильные и справедливые люди пообещали, что все теперь будет в порядке.

– Вот и хорошо, – улыбнулся Тимур, – сейчас мы спокойно оденемся и спустимся во двор к машине. Я пойду первым, вы, Альберт Эдуардович, следом. Наш друг пойдет за вами, держа палец на спусковом крючке пистолета, ствол которого будет направлен вам в спину, точнее – в почку. Это очень болезненное ранение, а в вашем возрасте – почти наверняка смертельное. Пистолет наш друг будет держать в кармане куртки, специально устроенном таким образом, чтобы со стороны ничего не было заметно. Я объясняю так подробно, чтобы у вас не возникло сомнений в серьезности наших намерений. И поймите правильно: я вас не пугаю. Если вы согласны нам помочь, то ваша жизнь вне опасности. Это мое честное слово.

Продолжая часто кивать, я встал и, слегка сгорбившись, пошел на нетвердых ногах в прихожую. Сначала оделся Тимур, потом я, а человекообразный, который все это время находился в квартире, не снимая куртки, подошел на расстояние примерно метра и молча ждал. Он же просто захлопнул дверь, когда все мы вышли и стали спускаться по лестнице в означенном выше порядке.

Сейчас я сам удивляюсь тому, насколько спокойно я шел. Очень хорошо помню, что, по-прежнему горбясь и тряся головой, я думал о том, что, в сущности, неплохо прожил свою жизнь. Особо не перетруждался, вкусно ел и сладко спал. Да, не оставил после себя шедевров и детей – ну а легче мне было бы спускаться по этой заплеванной лестнице, знай я, что оставляю человечеству полное собрание сочинений в пятидесяти томах и целый выводок детей с внуками?

Мой план (хотя назвать это планом было бы большим преувеличением) сводился к следующему. В тот самый момент, когда мы будем выходить из подъезда, резко рвануть в сторону и броситься бежать к метро. В это время дня на улице полно народу и, возможно, стрелять они не решатся. Главное – успеть выбежать со двора. Но и во дворе могут быть люди, что тоже сыграет в мою пользу. Но, повторяю, расчет был только на то, что Тимур с обезьяной-терминатором поверили, что моя воля сломлена и немного расслабились.

Мне несказанно повезло. Навстречу нам в подъезд входила толстая старуха с тряпичной авоськой, набитой какой-то дрянью. Тимур слегка посторонился, чтобы пропустить ее, я, естественно, сделал то же самое. И на какое-то мгновение повернулся к идущему следом киллеру боком, а к старухе лицом.

Решение пришло молниеносно. Правой рукой я выхватил у старухи авоську и изо всех сил шарахнул ею по морде оказавшуюся от меня слева обезьяну. Что-то треснуло или хрустнуло, но треск и хруст я услышал уже далеко за спиной, потому что как бешеный вылетел из подъезда и помчался в сторону метро. Я несся огромными скачками, время от времени бросаясь то влево, то вправо, чтобы в меня было труднее попасть и благодарил дворников, расчистивших, как будто специально для меня, снег.

Одного из них, стоявшего ко мне спиной, на которой было написано «Юго-восточный административный округ», я едва не сбил с ног. Второй киргиз стоял в самом конце двора. При моем приближении он развернулся ко мне, и я отчетливо увидел его пышущую здоровьем смугло-румяную рожу с внимательными раскосыми глазами. А потом пятиэтажка, что была слева, и серое небо, которое обычно бывает наверху, почему-то поменялись местами, и чисто выметенная дорожка прыгнула мне прямо в лицо.