Обычно мы списываемся в Фейсбуке. Скрепя сердце, ввожу свой логин и пароль, захожу в переписки, где меня уже ждет куча тревожных сообщений.

Пишу сразу всем, что у меня все в порядке, на ходу придумываю историю про «ураган, который все немного усложнил» (они все равно не в курсе, что в наших широтах это в принципе большая редкость) и обещаю написать как только у меня будет нормальная связь, земля под ногами и крыша над головой.

— Спасибо, — возвращаю Грею телефон.

— Твой мальчик их семьи добропорядочных католиков волнуется? — скалит зубы Грей. А вместе с ним удивительным образом скалится и его Медуза на шее.

— У меня нет бойфрэнда. — Не вижу смысла врать об этом.

— Я шучу, Нимфетамин. — Он так резко меняет тон на снисходительный, что это начинает раздражать. — Не представляю мужика, который бы не хотела затащить тебя в койку на первом же свидании. И не смотри на меня так, в моих словах ноль противоречий, потому что я не мужик, а — твоя палочка-выручалочка.

Звучит настолько многозначительно, что мои щеки в который раз заливает румянец.

Замечает это Грей или нет — он не дает понять ни видом, ни словом.

— Ладно, Нимфетамин, а теперь давай обсудим наше сотрудничество.

Глава семнадцатая: Влад

Наверное, сонные феи (или абсентовые, забыл, как правильно) решили сжалиться надо мной и после короткого поганого сна на пляже, послали мне настоящую ментальную амброзию.

Давно мне не снилось такое отвязное порно. Наверное, лет десять точно. Примерно с тех пор, как в моей жизни начали появляться девушки всех расцветок и мастей и уже не они, а я выбирал, какую завалить на спину. Ну или поставить раком — в зависимости от настроения.

Но вот это приятное послевкусие сна… Наверное, это старость. В тридцать с хвостиком, да. Потому что такой мощный кайф от секса я получал только в те дремучие времена, когда каждая прогулка с членом наперевес еще была чем-то особенным и необычным.

Жаль, что теперь я уже ни хрена не помню. Только как будто легкое послевкусие на кончике языке, почему-то сладкое и сливочное, как кокосовое мороженное.

Кстати, о кокосах.

Вот теперь я знаю, кто увел мои любимые домашние штаны.

— Не можешь подать мне сахар? — киваю Ане на полку позади нее.

Она хмурится, но послушно исполняет просьбу.

Плевать вообще на сахар — сладкий кофе пьют только извращенцы. А вот еще раз Анину жопу заценить — прямо самое то перед серьезным разговором. Мои штаны ей сильно велики, но ткань так лежит по телу, что ощущения от ее вида как будто она наполовину голая. Булочки-сердечком — это самая, мать его, идеальная генетика. Плюс спорт, потому что даже самая мировая жопа не будет такой упругой, если над ней не впахивать минимум трижды в неделю.

— Сахар. — Аня бахает перед моим носом тяжелой, полной белых кубиков хрустальной сахарницей. Дает понять, что видела, куда я пялился и вообще не оценила.

— Прямо отличная жопа, Нимфетаминка. — Если она вдруг думала, что разглядывание ее булок заставить меня краснеть и блеять, то самое время преподать ей еще один суровый урок жизни. — Я мужик, Ань.

— Да? Серьезно? — Она снова выпускает когти.

— Ага, и кофе пью без сахара лет с шести.

Она тут же открывает сахарницу, берет один кубик — и забрасывает трехочковый мне в чашку. Брызги по всей Ивановской, но Ане этого мало, потому что она бросает один за другим еще парочку. А потом, с улыбкой коварной колдуньи очень бережно размешивает.

— Ты превратила мой кофе в дерьмо. — Подавляю желание заржать — такая довольная у нее моська в эту секунду.

— А ты пялился на мою жопу, хотя обещал обсудить сотрудничество.

Нужно заканчивать эту словесную дуэль, а то у меня снова встанет на ее острый язык и чудный мозг.

— Сорян, Нимфетаминка. Просто кайфую от общения с женщиной, которая не спешит залезть мне в трусы, чтобы глубиной своего горла продемонстрировать как сильно она в меня влюблена.

— Скучная у тебя жизнь, Грей. — Аня, подперев щеку кулаком, пододвигает к себе мою чашку, острожно пробует и решает присвоить себе.

Если бы я ровно секунду назад не отвесил ей комплимент, то сказал бы, что она офигенная и я ее хотеть.

Как партнера, что крайне важно для нашего с ней плодотворного сотрудничества.

Но ладно, шутки в сторону.

— Для начала, Ань, чтобы все в этой истории было предельно понятно и прозрачно, хочу уточнить — что ты знаешь про Шубинского?

— Ничего, — она пожимает плечами. — Последние годы я училась в Штатах, приезжала только на каникулы на пару недель. Никогда его раньше не видела в нашем доме, фамилия мне показалась как будто знакомой, но я точно никогда раньше его не видела.

Я так и думал.

— Шуба — редкая циничная тварь, Нимфетамин, но ты в принципе успела убедиться в этом на собственной шкуре.

Аня еле заметно кивает, нервно убирает волосы за ухо. И вдруг, спохватившись, возвращает их обратно.

Поздно. Я уже увидел, что синяк у нее на виске стал уродливого темно-зеленого цвета, а царапины на щеке тянутся почти до самой скулы.

— Ань, верни как было. — В ответ на ее вопросительный взгляд, объясняю: — Волосы за ухо.

— Это приказ?

— Это, блядь, жирный намек на то, что синяки на лице женщины не превращают ее в гоблина.

Она, вздохнув, снова убирает прядь за ухо.

А я делаю мысленную зарубку прежде чем разговаривать с Роговым, точно так же расписать в ответ его рожу.

— Шубинский, это… — Я еложу языком по внутренней части щеки в поисках источника вкуса крови, с задержкой понимая, что это просто очередная фантомная боль. Что же такое сказать Ане, чтобы она поняла с кем имеет дело? — Для него нет проблем получить вообще любую тёлку. Буквально, хоть с киноплощадки. Это чтобы ты понимала, что если он хочет конкретно тебя — значит, он готов зарубиться по-серьезке.

— Звучит очень оптимистично. — Она нервно посмеивается.

— И ты должна понимать, что терки с Шубой могут встать мне боком. И что я не сиропный мальчик, а отбитый на всю голову чувак, который… что?

— Не занимается благотворительностью. Влад, я не знаю, с какими женщинами ты привык иметь дело, но, очевидно, их умственные способности оставляли желать лучшего, раз ты настойчиво пытаешься вдолбить в меня то, что я поняла с первого раза. Не надо так, пожалуйста. — Официальная улыбка, прямо как степлер — щелк, и мои яйца предательски на