— Ты ложишься? — спрашивает он.

— Да, — отвечает она, не двигаясь.

Ее сейчас нет, есть только ее сознание, причем сознание не как мозг в черепной коробке, а как чистое восприятие, мироощущение призрака. Да, думает она, примерно так, наверное, и чувствуют себя привидения. Кстати, похожее ощущение приходит во время чтения, когда ты тоже знакомишься с людьми, обстановкой, событиями, никак на них не влияя и выступая в одной-единственной роли: добровольного наблюдателя.

— Так ты ложишься? — немного погодя повторяет Дэн.

— Да, — отвечает она.

Она слышит, что где-то далеко-далеко лает собака.

Кларисса кладет руку на плечо старой женщины, словно готовя ее к новому потрясению. Салли, которая шла впереди, отпирает дверь.

— Ну вот, проходите, пожалуйста, — говорит Кларисса.

— Спасибо, — отзывается Лора.

Войдя в квартиру, Кларисса с облегчением видит, что Джулия убрала еду со стола. Цветы, конечно, остались. Рассованные по вазам с нарочитой небрежностью — Клариссе не нравится чрезмерная упорядоченность, — они похожи сейчас на маленькие ослепительные взрывы. Кларисса любит, чтобы цветы выглядели так, словно их только что охапками принесли с лугов и полей.

Возле вазы с розами, сидя с книгой на коленях, спит Джулия. У нее сейчас удивительно благородный и даже властный вид — плечи опущены, обе ступни на полу, голова благочестиво склонена на грудь, как во время молитвы, Она похожа на богиню, спокойную и милостивую, слетевшую утешить смертных, прошептать им своим нездешним голосом: «Все в порядке, не бойтесь, единственное, что от вас требуется, — это умереть».

— Мы вернулись, — говорит Салли.

Джулия вздрагивает, моргает и встает. Чары рассеиваются. Она снова превращается в девятнадцатилетнюю девушку. Салли проходит в комнату, на ходу стаскивая пиджак, а Кларисса и Лора задерживаются в дверях, и на мгновение кажется, что они, замешкавшись в прихожей, стягивают перчатки, — хотя нет ни прихожей, ни перчаток.

— Джулия, — говорит Кларисса, — это Лора Браун.

Джулия делает шаг вперед и почтительно замирает на приличествующем расстоянии. Откуда в ней эта светскость, недоумевает Кларисса. Она же еще совсем девочка.

— Примите мои соболезнования, — говорит Джулия.

— Спасибо, — отвечает Лора тверже и звонче, чем можно было ожидать.

Лора — высокая, немного сутулая женщина лет восьмидесяти с небольшим. У нее седые, стального оттенка волосы и просвечивающая пергаментная кожа, усеянная пигментными пятнышками размером с булавочную головку. На ней темное платье с цветочным узором и старушечьи туфли на каучуковой подошве.

Кларисса подталкивает ее в комнату. В наступившей тишине кажется, что Кларисса, Салли и даже Лора — нервные, неловкие, мягко говоря, неподходяще одетые — пришли в гости к Джулии, на ее вечеринку.

— Джулия, спасибо тебе, что прибралась, — говорит Салли.

— Я почти до всех дозвонилась, — сообщает Джулия. — Но несколько человек все-таки пришли. Луи Уотерс.

— О господи. Я же оставила ему сообщение.

— И еще две женщины, не помню, как их зовут. И чернокожий мужчина. Джерри… забыла, как дальше.

— Джерри Джармен, — говорит Кларисса. — Было очень тяжко?

— Ну, с Джерри Джарменом более или менее обошлось. А вот Луи, да, Луи расклеился. Мы с ним почти час проговорили. По-моему, к концу он немного пришел в себя.

— Прости, Джулия. Прости, что все это свалилось на тебя.

— Ничего страшного. Пожалуйста, обо мне не беспокойся. Кларисса кивает.

— Наверное, вы очень устали? — обращается она к Лоре.

— Трудно сказать. Я уже сама не понимаю, — отвечает Лора.

— Садитесь, пожалуйста, — предлагает Кларисса. — Может, вы бы хотели поесть?

— О нет. Не думаю. Спасибо.

Кларисса подводит Лору к дивану. Она садится благодарно, но осторожно, словно опасаясь, что диван окажется недостаточно прочным. Джулия подходит и наклоняется к Лоре.

— Хотите чаю? А может быть, кофе? Или бренди? — спрашивает она.

— Чашка чаю — это прекрасно. Спасибо.

— Но, по-моему, вам все-таки стоило бы поесть. Наверное, вы как вышли из дому утром, так с тех пор ничего не ели.

— Ну…

— Я пойду на кухню, посмотрю что-нибудь, — говорит Джулия.

— Спасибо, дорогая, — говорит Лора. Джулия поворачивается к Клариссе.

— Мама, — говорит она. — Ты посиди здесь с миссис Браун, а мы с Салли пойдем поглядим, что у нас есть.

— Хорошо, — отвечает Кларисса и садится на диван рядом с Лорой. Ей удивительно приятно выполнять распоряжения дочери, Может быть, вот так и начинается наш уход из этого мира — мы вверяем себя заботам повзрослевшей дочери, растворяемся в комфорте квартиры. Может быть, это и есть старение. Простые радости, лампа, книга. Мир, которым — хорошо ли, плохо — управляют люди, никак с нами не связанные. Они проходят мимо нас по улице так, будто нас уже нет.

— Как ты думаешь, будет очень дико, если мы возьмем что-нибудь из продуктов, купленных для приема? — спрашивает Салли у Клариссы. — Вся еда осталась.

— По-моему, это будет правильно, — отвечает Кларисса. — Мне кажется, Ричард бы это одобрил.

Она бросает нервный взгляд на Лору. Лора улыбается, обнимает себя за локти, смотрит на носки своих туфель.

— Да, — говорит она. — Мне тоже так кажется.

— Хорошо, — говорит Салли.

Они с Джулией уходят на кухню. На часах десять минут первого. Лора сидит неестественно прямо, губы сжаты, веки полуприкрыты. Она, думает Кларисса, просто ждет, когда все это кончится и можно будет остаться одной и лечь спать.

— Лора, если хотите, вы можете лечь прямо сейчас, — говорит Кларисса. — Гостевая комната в конце коридора.

— Спасибо, — отвечает Лора. — Я скоро так и сделаю.

Опять повисает молчание, ни доверительное, ни тягостное. Значит, вот она, думает Лора, вот главная героиня Ричардовой поэзии. Потерянная мать, неудавшаяся самоубийца, женщина, бросившая свою семью. Есть что-то шокирующее и одновременно утешительное в том, что она оказалась такой обыкновенной.

— Ричард был замечательным человеком, — говорит Кларисса.

И сразу же испытывает жгучее чувство стыда. Ну вот, уже начались надгробные панегирики, в которых покойник, подвергнутый обязательной переоценке, оказывается свободолюбивым гражданином, творцом добрых дел, замечательным человеком. Для чего она это сказала? Ей искренне хотелось утешить старую женщину, и еще ей хотелось завоевать ее расположение. И да, она сказала это, чтобы застолбить свое право на покойника. Я была его самым близким другом. Только я могу оценить его по достоинству. Она с трудом сдерживается, чтобы не попросить Лору уйти в свою комнату, закрыть дверь и не появляться до утра.