— Просто я взяла их в ежовые рукавицы, — сказала Дорис, — а потом привезла сюда команду дизайнеров с телестудии. Так что архитекторам деньги улыбнулись. Строители с телевидения могут за неделю возвести целый дом, ты не знал? Не понимаю, почему все устраивают из этого столько шума. Конечно, необходима временная лицензия от гильдии строителей, ее дают на три месяца или около того, но кому нужно больше времени? Мы должны жить поближе к центру, этот дом слишком далеко, а апартаменты в «Кларидже» великолепно подходят для всего, кроме больших приемов. Я наняла целый таксопарк, чтобы доставить гостей из Лондона. Всех, кто что-то собой представляет, и я уверена, что некоторые из них будут рады видеть старушку Грейс. Нам ведь не нужны здесь недовольные. Это плохо отражается на карме.

— Понятно, что ты подразумеваешь под приемом-сюрпризом, — заметил Барли, и она, хихикнув, толкнула его локтем, как маленькая озорная девчонка.

— И она может привести с собой этого своего молодого человека, ну, ты его знаешь, художника.

— Уолтера Уэллса? — произнес Барли. — Не уверен, что эта идея мне нравится.

— Заявление самца, охраняющего свою самку. Подозрительно отдает антропологией, — сказала Дорис неожиданно со слезами в голосе. — Грейс Макнаб больше не твоя жена. Твоя жена — я. И мне действительно обидно. Ты должен был бы с радостью принять ее любовника.

Его всегда поражала ее ранимость, скрытая под маской самоуверенности. А сейчас он удивился еще и тому, насколько ему неприятна мысль о том, что Грейс делит постель с Уолтером Уэллсом.

— Если тебе так хочется, дорогая, — великодушно согласился Барли, — то приглашай. Зови всех, кого хочешь.

Дорис не рассказала Барли о попытке вымогательства, а он — о покушении. Некоторые вещи довольно трудно понять, не говоря уж о том, чтобы объяснить, а их жизнь и так невероятно суматошна. Так что было особенно приятно просто так полежать минут пятнадцать на кровати и расслабиться. Барли заметил влажное пятно на новом потолке, украшенном звездами в виде созвездий Стрельца и Скорпиона, знаменующих супружеский союз, но не стал говорить об этом Дорис, чтобы избежать очередного маниакального раунда перекраски.

Если проект «Озорной оперы» накроется, ему конец, Денег, чтобы начать все заново, не будет. Никаких, даже на такси не останется. Выдержит ли такой удар их любовь?

— Думаю, если мы хотим видеть Уолтера Уэллса, то должны пригласить Грейс, — сказал Барли. — Но она может слегка удивиться некоторым произошедшим тут переменам.

— Это прием-сюрприз, — отрезала Дорис.

Стрелки декоративных водяных часов переместились на цифру «шесть». Сегодня пятница, пора взвешивать Росса, следовательно, пятнадцатиминутный перерыв окончен. Дорис согласилась не подвергать Росса унизительной процедуре вставания на весы, но забыла об этом и даже решила распространить процедуру на мужа. С лишним весом нужно бороться крутыми мерами, к тому же ей хотелось, чтобы он хорошо выглядел на приеме. Барли согласился на это, так как чувствовал себя виноватым из-за того, что ожерелье от Булгари не будет готово к особому событию, приему по случаю дня его рождения, и чувство вины усугублялось тем, что Дорис отнеслась к этому с полным пониманием.

Монастырь Девы Марии находится в Виндзоре, за пределами Лондона. Именно туда и повезла Эмили свою сестру Грейс, совершенно убежденная, что с ее превращением в ту девушку, какой она была до замужества, что-то нечисто. Они ехали посоветоваться со своей теткой, когда-то молодой и легкомысленной Кэтлин Макнаб, ныне носящей имя матери Цецилии. Тетке исполнилось девяносто восемь, и уж она-то наверняка может определить, что от дьявола, а что от Бога.

Они заскочили на рынок, где Грейс купила корзинку, которую набила цветами и фруктами. Она вручит это матери Цецилии. Корзинка висела на руке Грейс, когда она вошла в келью старой женщины.

Эмили обычно навещала тетю Цецилию раз в полгода. Наносить более частые визиты считалось недопустимым, дабы не вносить слишком много волнений в жизнь монахини. Что же до Грейс, то жизненные перипетии стерли практически все ее воспоминания о тетке. Когда Грейс была маленькой, в семье не больно-то распространялись об имеющейся в родне монашке: Кэтлин в восемнадцать лет родила ребенка от собственного дяди. Разве такое можно объяснить детям? Младенец умер, и Кэтлин отреклась от мира и стала Цецилией, Христовой невестой, а заодно источником некоего чувства неловкости в собственной семье. Но Эмили была очень обязательной и регулярно посещала тетку на протяжении тридцати лет и вот теперь повезла с собой и Грейс.

— Если ты можешь навещать старую монашку, то почему не могла навестить меня в тюрьме? — спросила по дороге Грейс.

— Может, в тот момент это и оказало бы тебе поддержку, — ответила Эмили, — но потом это испортило бы наши отношения. Никто не хочет, чтобы его видели в худшие моменты жизни. А я совершенно уверена, что тюремное заключение — это наихудший момент для любого.

— Отношения у нас и так были не очень, — возразила Грейс. — Ты не разговаривала со мной годами.

— Ну, ты же не продала свои чертовы «роллс-ройсы» и не помогла нам выбраться из ямы, в которую нас загнал этот твой Барли.

— Цена при перепродаже очень низкая, — вяло ответила Грейс. Так они пикировались, словно опять стали детьми, и это очень утешало. Но Грейс, переодеваясь в юбку и блузку перед визитом в монастырь, заметила — или ей так показалось, — что груди у нее уменьшились. И вот теперь она в панике размышляла, что быть семнадцатилетней — это одно, но кому охота становиться тринадцатилетней? А может, она все это придумала? Умственно она себя тринадцатилетней не ощущала, да и возможно ли это? Она не забыла прошлого, хотя в процессе развода многие советовали ей именно это, говоря: «Теперь ты должна смотреть вперед, а не назад». Десятилетия опыта наверняка не могут пройти даром, но эмоционально, возможно, она все же помолодела. Конечно, вполне вероятно, что так на нее действует присутствие сестры и возвращение к тем дням, когда после школы они вместе ездили в монастырь, точно в таком же поезде, в каком они тряслись сейчас по дороге в Виндзор.

— Нам важен был жест, — ответила Эмили, — но ты его так и не сделала. Твой мерзкий Барли тебя околдовал.

— По крайней мере, живя с ним, я могла спокойно стариться, — сказала Грейс. На Паддингтонском вокзале строящие сигнальный мостик рабочие оглядели ее с головы до ног и проводили громким свистом, и Грейс нашла в этом некоторое утешение.

Собаку они оставили с Уолтером. У него в детстве была такая же, и он вспоминал о ней с большой любовью. Этель на пару с Хасимом отправились в центр занятости, на поиски работы. При этом они не очень-то представляли себе, как она объяснит свое трехлетнее отсутствие на рынке труда, а он — причину внезапного ухода с телевидения. Оба пожаловались, что жизнь нынче стала трудной: нет никаких шансов избежать занесения в банк данных личных сведений, начиная от результатов экзаменов до записей из медицинской карты, не говоря уж о судимости. Начать все заново во имя любви будет непросто. Они отказались взять у Грейс деньги. Булавка для галстука действительно была золотой, и в крайнем случае за нее можно будет получить порядка семидесяти пяти фунтов.